Свастика над Атлантидой. Черное Солнце

— Каммлер переигрывает нас, — констатировал я, наблюдая, как медики пеленают и выносят посланника обергруппенфюрера. — Ты понимаешь, что вся североамериканская сеть «Компании» засвечена? Большая доля вероятности, что затронуты и другие секторы. Предстоит большая чистка, Гюнтер.

Прин устало упал на ближайший стул и посмотрел на кровавые подтеки на стене:

— Но зачем… все это?

— Это демонстрация возможностей. Он продолжает пытаться склонить нас к сотрудничеству, доказывая, что обложил со всех сторон и другого выхода нет. Старый психологический прием, Гюнтер. Надеюсь, ты не купился?

— Не удивлюсь, если наш разговор сейчас напрямую транслируется в штаб-квартиру Каммлера. — Сев за стол напротив советника, Хенке продолжал хмуро сверлить его взглядом.

Прин до желваков на скулах стиснул зубы.

Глава 12

Пятиэтажный отель на окраине Веракруса — столицы мексиканского штата Табаска — опустел. За ночь специальная команда «Компании» демонтировала и вывезла всю аппаратуру, которой еще недавно был напичкан отель, служивший прикрытием для службы безопасности Новой Швабии. Оба подземных этажа, где находились служебные помещения, оружейный и технический арсенал, залили бетоном. Даже разобрали крышу, на деле представлявшую собой сложную конструкцию, совмещавшую устройство спутниковой связи, радар дальнего слежения и сканирования, в том числе и внутренних помещений здания. Персонал, обслуживающий штаб-квартиру, также был отправлен на базу «Валькирия», где им уже занимались дознаватели Прина и их кибернетические коллега, предоставленные сектор-командором Рунгардом. И теперь я неторопливо вышагивал по опустевшему коридору здания, в одночасье превратившегося в призрака. Хрустел под ногами мелкий песок, который уже успел нагнать ветер. Но песка ему было мало, и он забавлялся ворохом брошенных бумаг, то поднимая их до самых перекрытий, между которых виднелось хмурое небо, то веером бросая мне под ноги.

Этажом ниже, в одном из многочисленных опустевших номеров, Магдалена, сидя в плетеном кресле у распахнутого балкона, раскрыла найденный на столике рядом томик Генриха Гейне. Бриз с Мексиканского залива поднимал полупрозрачные занавеси, надувая их парусами, и разносил вокруг запах близкого моря. Магдалена неспешно бежала глазами по строкам, и я, продолжая все так же неспешно вышагивать по коридору, следовал за ними вместе с ней:

Поросло бурьяном поле,
Где воитель молодой,
Всех повергнув на турнире,
Был увенчан как герой.

Плющ разросся на балконе,

Где прекрасной дамы взгляд
Окрыленному победой
Был дороже всех наград.

Смерть, однако, поразила.

Этих баловней побед,
Всех ее коса настигнет,
И пески затянут след.

«Мне больше нравится другое», — остановил я ее и, продолжая неспешную прогулку по этажу заброшенной гостиницы, мысленно продекламировал:

Поднявшись над зеркалом Рейна,
Глядится в зыбкий простор
Святыня великого Кёльна,
Великий старый собор.

И есть в том соборе Мадонна,

По золоту писанный лик,
Чей кроткий свет благосклонно
В мой мир одичалый проник.

Вкруг Девы цветы, херувимы

Парят в золотых небесах,
Но явное сходство с любимой
В улыбке, в губах и глазах.

Я не видел девушки, но ощутил ее улыбку. Жаль, что время для нежности еще не пришло. Оказаться бы сейчас вдвоем подальше от войны, в которую нас втянул Каммлер.

«Может, зря мы отправили Вернера в Дрезден?» — со вздохом подумал я, возвращаясь к размышлениям о последних днях.

«Он должен увидеть могилы родителей и проститься с ними. Ты же видел, Эрик, в каком он пребывал состоянии. Не волнуйся, Прин послал с ним лучших своих людей».

Я невесело усмехнулся.

«Если случится непредвиденное, он сделает все правильно», — успокаивала меня Магдалена.

Я спустился к ней. Она стояла в дверном проеме. Томик Гейне все еще был у нее в руке. Порыв сквозняка попытался перевернуть страницы. Я прислонился плечом к косяку темного дерева и заскользил взглядом по фигуре Магдалены, любуясь притягивающей грацией каждого изгиба любимого тела. Вновь завороженно заглянул в большие зеленые глаза под челкой пепельных волос. Еще в детстве, любуясь статуями греческих героев и богинь или картинами величайших итальянских мастеров живописи, я часами мог стоять перед ними и любоваться безупречностью линий, глубиной и точностью передачи цвета. Но, глядя на Магдалену, я понимал, что самое прекрасное и возвышенное может таиться только в дыхании жизни, в живом воплощении грез и фантазий.

— Ты думаешь, что он придет? — нахмурившись, Магдалена вернула меня с небес на землю.