— Вообще-то, среди наших покупателей немало рыбаков. Я даже уверена, что некоторые из них выдают купленную у нас рыбу за собственный улов. Нет, разумеется, я вовсе не хочу сказать, что ты тоже так поступаешь, хотя ты и просишь каждый раз самую большую форель из всех, что есть на прилавке, — невозмутимо заметила она.
К третьей перемене блюд — жирные ломтики полусырой свинины с тушеной фасолью — Сандрин Фурнье обнаружила, что больше не голодна: желудок ее напрочь защелкнулся от невыносимого смрада лосьона после бритья, явно блуждавшего средь осенней листвы. Она попыталась подавить рвотные позывы и, чтобы хоть как-то занять время, попросила собеседника — весьма удачливого, по описанию свахи, предпринимателя, сделавшего себе состояние собственными руками, — рассказать о его работе. Дантист с радостью оседлал любимого конька и скакал на нем, пока не заметил, что его визави ковыряет в зубах ногтем большого пальца. И не успел он опомниться, как уже спрашивал Сандрин Фурнье, известно ли ей, что такое зубная нить.
Во время четвертой перемены из-за столика в дальнем левом углу ресторана доносился лишь яростный хруст листьев салата с грецкими орехами, ибо оба старались как можно скорее покончить с этим мучением.
Когда настала очередь общей сырной тарелки, которую Мари Пупо передала со столика у них за спиной, Сандрин Фурнье посмотрела на длинные бледные орудия пытки дантиста, как они хватают со стола нож и отрезают кусок овечьего сыра «бреби». Она представила, как эти бледные червяки пробегают по ее обнаженному бедру, и ее охватило такое отвращение, что Ив Левек почувствовал себя обязанным поинтересоваться, все ли с ней в порядке.
Наконец Мари Пупо внесла последнее блюдо — маленькую корзинку с двумя ванночками мороженого, — и оба одновременно потянулись за шоколадным. Ив Левек ощутил, как ногти Сандрин Фурнье — таившие, по его твердому убеждению, следы копченой пикши от работы за рыбным прилавком — впиваются в тыльную сторону его ладони. Неодолимая тошнота, подкатившая к горлу дантиста, моментально заставила его отказаться от всяких претензий на десерт.
Едва дождавшись, пока грибная отравительница управится со своей добычей, Ив Левек попросил счет — под предлогом, что ему пора на работу. А когда счет оказался на столе, сразу же предложил «разбить его пополам».
Уже на парковке они повернулись друг к другу.
— Я так дивно провел время, — солгал Ив Левек.
— И я, — солгала Сандрин Фурнье.
— Хотелось бы встретиться еще, — солгал дантист.
— Буду с нетерпением ждать, — солгала торговка рыбой.
С этими словами они сели каждый в свою машину и разъехались в разные стороны, мысленно дав себе слово, что второго раза не будет…
Взаимная неприязнь этих двоих была не только результатом того, что они выросли в одной деревне и видели худшие проявления натуры друг друга. Это была обычная антипатия брата и сестры — факт, о котором ни один из них даже не догадывался. Просто как-то октябрьским днем мать Ива Левека уступила назойливым приставаниям отца Сандрин Фурнье, который хоть и был человеком женатым, но домогался ее при каждом удобном случае, углядев трещинку в семейной броне. Ив Левек, кстати, был не единственным плодом тайного соития на поле иссохших подсолнухов, что раскачивались на бесконечном ветру, точно жутковатые мумии. Как ни странно, но этот случай вернул ей любовь к своему супругу — человеку, как она теперь точно знала, не способному, в отличие от того, кто лежал в тот момент на ней, на такой чудовищный обман. С тех пор мать Ива Левека не обмолвилась ни единым словом со своим одноразовым ухажером. И за всю жизнь вспомнила о нем лишь однажды — когда кто-то из односельчан заметил, как ее сын похож на своего отца, с чем она искренне согласилась.
Глава 9