— Да, у меня их там целая коллекция. Жильбера особенно заинтересовала белая морковь. Извини, мне уже пора. Я не хочу отнимать у тебя время, да и как знать, вдруг кто-нибудь сейчас стоит у ворот замка и ждет экскурсию? Мне просто хотелось, чтобы ты знал, что все прошло просто замечательно, и сказать тебе спасибо.
Эмилия Фрэсс — старинное платье цвета насыщенного муската, будто обрезанное по колено, и бледно-розовый бутон в волосах, забранных сзади и заколотых чем-то блестящим, — поднялась с кресла.
— Какая красивая роза.
Это было единственное, что пришло в голову Гийому, чтобы хоть как-то задержать ее.
— Спасибо. Жильбер оставил ее для меня сегодня утром на подъемном мосту, вместе с запиской, поясняющей, что эта роза из его собственного сада. Понюхай! Я никогда еще не видела ничего подобного.
Гийом Ладусет медленно поднялся и приблизился к Эмилии. Он встал позади нее и чуть наклонился вперед, якобы понюхать розу, но на самом деле надеясь вдохнуть экзотический запах ее обнаженной шеи. Однако душистый цветочный аромат перебивал все. И лишь когда Эмили откланялась, Гийом вспомнил название сорта этого цветка, и его ужас достиг своей высшей точки. «Букет невесты».
Закрыв дверь за своей клиенткой, сваха вернулся за стол. Он подпер подбородок ладонями и уставился на улицу, но куда бы он ни смотрел, взгляд неизменно возвращался к шести
Не в состоянии более выносить мучительного вида почтальонских гераней, сваха решил, что его работа на сегодня окончена, хотя время было еще даже не обеденным. Он не запер дверь, а просто пошагал домой, не замечая нестерпимого жара солнца. По привычке он пробормотал «здрасьте», обращаясь к мадам Серр, сидевшей перед своим домом точно часовой на посту, но забыл спросить, не нужно ли ей чего. Инстинктивно он открыл холодильник, хотя аппетит напрочь улетучился. Сходив на огород, Гийом принес все необходимое и приготовил омлет с щавелем и салат из помидоров. Обед он съел без всякого удовольствия за столом в кухне, дабы не терзать себя видом почтальонских роз у самой стены его сада.
Вымыв посуду, сваха без малого два часа просидел на стуле с жесткой спинкой, руки на столе, под тиканье часов на камине в гостиной, что когда-то довело до самоубийства одного из его родственников. И пока он сидел в этой позе, семена отчаяния успели пустить корни, взойти и расцвести буйным цветом. Так что даже когда в глаза ему бросилось торчащее из масленки у радиоприемника рыжее перо, у него просто не хватило сил вскипеть от гнева.
И лишь встав за стаканом воды и нащупав в кармане требование художника об оплате, Гийом решил вернуться в «Грезы сердца», пока он не разрушил и их.
Когда после полудня Жан-Франсуа Лаффоре, вернувшись в Амур-сюр-Белль, не обнаружил на своих ботинках ни единого пятнышка, он сделал вывод, что полностью исцелился. Вспоминая милую, приветливую владелицу замка, которая тайком подложила в его портфель баночку джема из черной редьки, он впервые испытал хоть какое-то удовольствие от поездки. Он думал о владельце шато из XVI века, что посылал любовные письма в виде бумажных корабликов по водам Белль, и о поле