Сведи меня в могилу

Витариарх закрепился на севере Урала в должности директора сталелитейного комбината. Брат и сестра, разделённые непроходимыми лесами и болотами, строили карьеру, поддерживая связь на телефонных проводах и интернет-кабелях. Вини копила на операцию (Богат сразу догадался, какую именно), готовилась больше полугода. Звонок накануне принёс страшную весть. Племянницу Вини, Мариду, похитили. Запросили такой ценник, что у любого богача бы скептически изогнулась бровь. Если Витариарх – директор завода, это не значит, что ему дозволено распоряжаться им, как своей собственностью.

Окаченная ушатом плохих новостей, Вини предпринимала попытки успокоить горе-отца. Оба в ту минуту барахтались в море эмоций, но самообладание брата уступало её выдержке. Обрисовала перспективу – даже если теперь сложат свои счета и понабирают кредитов – не дотянут до выкупа. Ждать чего-то от матери Мариды… Где она сейчас вообще? А те деньги, что в теории могли спасти пленницу, уже лежат в бухгалтерии Московской клиники. В безвыходной ситуации Вини призвала на помощь логику, напоминая Витариарху о человеческом бессмертии. Похитители просто играют на чувствах. Дескать, ничего девочке не сделают.

«Я вижу только один выход – вести переговоры. – Вини запомнила те свои слова как Отче Наш. Жаль, что на самом деле это была сделка с дьяволом. – Возьмём измором. Им невыгодно избавляться от дочери такой дойной коровы, как ты. Говори, что собираешь на выкуп. А потом, скажем, месяц спустя, предложи половину суммы. Убеди, что больше достать уже неоткуда. Я тебе говорю, они согласятся. Мои больничные что мёртвому припарка. У меня сейчас таких денег нет, Витариарх, клянусь тебе. Будь спокоен. Люди не умирают. Не бойся, братик. Я с тобой».

Безутешный отец подумал-подумал, да согласился. В полицию не обращались. Бес побери, такая слава! Директор металлургического комбината за единственным ребёнком не уследил («Это у них что, семейное?» – закипал Богат)! И всё было нормально. Месяц Вини восстанавливалась, а в телефонной трубке голос Мариды, смелой девочки, дрожал едва ли. Кормящий «завтраками» похитителей, дотерпел, чтобы, наконец, сделать ход конём. Но они исчезли. Не дождавшись, пропали со всех радаров.

Теперь-то горе отца набатом разлетелось по всей великой и необъятной. Только последняя собака на улице не знала о Мариде. Но все в курсе, как это делается. Полгода пошумит, да утихнет. Люди забыли, инфоповод сменился другим. Статус причастных лиц никак не подсобил.

Витариарх не винил Вини. После всего случившегося не просто закрылся в себе – погас. Не та стадия, чтобы приглашать человека отдохнуть от мирской суеты в психиатрической лечебнице. Чисто внешне оставался таким же, но ближние углядели – нырнул в глубину, больше не выплывет. Редкое общение между братом и сестрой не оборвалось. Единожды обсудили произошедшее, когда Витариарх успокоил: «Мы бы не заплатили. Ты всё сделала правильно. Это я опоздал. Не доглядел». Формально, пока останки не найдены, Марида числилась живой, и даже без этого мог бы завести ещё одного ребёнка. Мог бы, как мог вовремя попросить помощи у полиции.

Своим поведением брат давал Вини полный карт-бланш на чувство вины. Потому что у неё были деньги. Был дом, драгоценности, антиквариат, Угунди. Можно было продать, можно было остаться в какой-нибудь убитой квартире на окраине Москвы, но с выкупом на руках. Она это знала, она этого не сделала. Родной отец Мариды сделал, переехал в общежитие при заводе, её тётя – нет.

Вини гордилась племянницей, умницей, красавицей. Любила, как любит тюльпаны. Как любит ледяные узоры, распустившиеся на окне в морозный январь. Потеря родственника взращивает зачатки тёплых чувств, лицемерие гложет. Душевная боль Вини, несоразмерная с долгом перед племянницей, травила понемножку. Капала на темечко каждый Божий день. Всё, что осталось – выстрел в воздух солью, а именно мимолётная фраза похитителя: «Да я её в бордель сдам. Хочешь?» Вот и развернула всю эту деятельность со спамами от чужого аккаунта. Всё, на что хватило мозгов – стучать во все двери русских публичных домов руками случайных мужчин. Сорок лет платить за их досуг. Уже без надежды. Машинально. Издержки давным-давно покрыли бы сумму её половины выкупа.

Монитор сочился скупыми слезами раскаяния. В этой беседе психолог, видимо, исполняя какую-то свою профессиональную клятву, провёл одноразовую терапию, обещая даже исполнить просьбу. Список собеседников после него свидетельствовал о том, что он не нашёл девочку. Никто не нашёл.

Богат положил голову на руки. Невидимый мешок с камнями взвалился на плечи. Мозг давил на стенки черепа, глаза жгло. И не было в гамме чувств ни намёка на торжество от свидетельства падения, на первый взгляд, безгрешной души. Богат не смотрел на мир через розовые очки, оттого его так злило показное совершенство Винивиан Степанчик. В тихом омуте водятся демоны. Вот только этих Богат не сможет заставить работать на себя и своё благосостояние.