Сверхчеловек говорит по-русски

Вы уже знаете, что мир устроен как фрактал. То есть, подобен сам себе во всех мелочах. Такой вывод первоначально ошеломляет, затем некоторым, возможно, приходит на ум образ мира как «мирового дерева» из философии древних. Но древний образ ничего не проясняет, а только запутывает. Ну чем, скажите, чем наш мир с его искривленным пространством-временем, с его загадочными квантами и не менее загадочными и прекрасными звездами космоса и Голливуда, квазарами, черными дырами и прочим, напоминает дерево?

Ну, во-первых, вовсе не всякий фрактал, будучи вполне самоподобным, внешне напоминает дерево. Например, горы и облака — тоже классические примеры фракталов, так как каждая их часть тоже, в своем роде — облако или гора, пусть и меньших размеров. Хотя структура каждого фрактала, строго математически говоря, все же «древообразна». А во-вторых, давайте начнем с того, с чего и надо всегда начинать. С начала.

Все на свете имеет начало. И все имеет конец. Все рождается и все погибает. Шаблонный выверт мысли, пустая философия? Не спешите наклеивать ярлыки. Вряд ли кто из живущих на этой планете, будь то ученый или рядовой обыватель усомнится в этой древней мудрости. Отмахнитесь от обыденности затасканной донельзя фразы и вдумайтесь. Ведь там говорится: «все». Все имеет начало и все имеет конец. Все на свете вещи, от Вселенной и квантов до пустой мыслишки в башке бомжа-алкоголика — все эти вещи имеют начало и конец. Иначе говоря, в этом они все подобны друг другу. Более того, и начало и конец присущи каждой вещи столь же неотрывно, как и, скажем, две стороны одной монеты.

Самоподобие? Именно. Но может быть, вот этим самым примитивным самоподобием начала и конца все и ограничивается? Отнюдь! И первым из смертных, по-настоящему, всерьез и до конца понял это более полутора веков назад великий немецкий философ-диалектик Гегель. Вот, например, монета всегда выглядит для нас лишь как одна из ее сторон. Для того чтобы увидеть другую, монету надо перевернуть. Но сама денежка вовсе не состоит из своих сторон, она как раз лежит между ними. Некий намек на это можно увидеть, постаравшись отвлечься от сторон и взглянув на монету несколько необычным образом, с ребра.

А что лежит между началом и концом любой вещи? Это то, что принято называть существованием, жизнью, бытием во времени этой самой вещи. И вновь, как и ранее, удивительное свойство всех вещей быть, пребывать во времени, временность всех вещей присущи всему во Вселенной, без исключения. Самоподобие.

Конец одного всегда — начало чего-то другого. Взаимопревращения в природе. Опять всеобщее правило. А если переставить начало и конец, то что лежит между концом и началом вещи? То есть, между ее исчезновением, гибелью и рождением? Очевидно, какая-то иная вещь. Или вещи. И эту иную вещь, как будто она в чем-то провинилась, почему-то принято называть небытием. То есть, философски выражаясь, тем, что не пребывает во времени, или может, как иная вещь и пребывает, но не во времени. Вне времени. А где же она еще может пребывать? Поскольку мы уже знаем, что свойство быть присуще всему, без исключения, ответ только один. Небытие, как иная вещь тоже пребывает во времени — но только во времени ином. Не в том, откуда на него смотрим мы. Мы всегда смотрим на вещь со стороны ее бытия, существования, иначе мы бы ее просто не видели, она бы для нас не существовала. Это то, что принято называть вещь в настоящее время. Обратная сторона вещи, ее небытие обычно скрыта от наших глаз — такова особенность нашего восприятия мира. Оттого-то так и назвали ее: небытие. А где же оно расположилось, несчастное? Да там, где нашей вещи уже нет или еще нет — в прошлом и в будущем временах. Наличие, наряду с настоящим, прошлого и будущего времен — тоже вполне универсальная характеристика нашего мира, делающая его самоподобным.

Превратившись во что-то иное, наша вещь исчезает, ее «линия жизни-времени» прерывается, ее время останавливается.. Но, зато, как раз тут только и начинается линия времени иного! И если выпадет удача, из этого иного вновь возникнет, возродится к жизни и времени нечто прежнее, весьма и весьма напоминающее ту вещь, что была в самом начале. Значит, вещь, исчезнув, все же каким-то образом сохранялась в обличье иного? Иное несло в себе память о былом. Иное это то, что было вещью. Вещь, сохранившаяся в ином — это прошлое иного. И, в то же время, будущее новой вещи.