Сверхъестественный дневник сумеречного Хогвартса 4. Последняя битва (СИ)

Ор генералиссимуса Сальваторе был слышен на всю округу, тот вовсю руководил дивизиями из гриффиндорцев и когтевранцев, заставляя их возводить баррикады из пустых бутылок из-под бормотухи, благо этого добра было навалом. Огромным клыкастым червяком виднелся Глист ГМО, на голове которого болтался казан с самым юным солдатом армии Хогвартса. Какой-то даун на единороге (Гарри не видел его лица, и вообще при его-то зрении, видел только единорога), обнимался с кем-то.

Если бы Избранный догадался прихватить с собой бинокль, то заметил бы, что в их полку прибыло. Вон там, за няшками, бегал пузатенький демон-функционал Кроули, который уже кому-то втюхивал свои осветительные приборы «Маруся». Бледная семейка напудренных олигархов, кажется, двое из них год назад приехали в замок «хоронить» Эдварда, откапывали из завалов камней своего голубого «сыночку». Вприпрыжку бегал и милаха Ватсон, искренне удивляясь, как его рациональный Холмс находит в битве Добра и Зла логику и смысл.

Бухой Хеймитч, тот самый главный противник политики трезвенности на незалежной Родине Китнисс Эвердин, вооружился шампуром и пожал руку Аларику Зальцману.

Пенсионер Бобби уже где-то потерял свою кепку, но не растерялся и нацепил на голову Распределяющую Шляпу.

— Поттер, етить твою, — швырнув в Гарри шишку, крикнул Малфой. — Слазь, миссия ждать не будет.

И, пошатав сосну, сбросил с нее Избранного.

Гарри отряхнулся и, тут же выпрямившись, взглянул на часы.

— Через пятнадцать минут я должен сдаться цыганенку, — важно произнес он. — Или всех нас к херам поубивают…

— Гарри, это провокация, — прорыдала стерва, вытерев нос листом лопуха.

— Стерва, я должен сдаться. Помните, чему нас учил профессор Сальваторе?

Малфой, мигом достав из кармана треников блокнотик, в котором записывал все фразы своего любимого учителя, процитировал:

— Пивас портвейном не глуши, а тяпни водки от души.

— Нет, Малфой, не это, — покачал головой Гарри. — Хотя философский смысл в этой фразе тоже есть. Он говорил: «Не ссать, Поттер». И я не ссу.

Гермиона опять зарыдала. Малфой понимающе кивнул.

— Кольт спизжен. Но я даю установку — уничтожьте крестражи, — томно сказал Гарри и принюхался. – Там, в чаще, пахнет папиросами «Ялта». Волан-де-Морт там.

— Поттер, ну хули ты опять выебуешься? — чуть ли не прослезился Малфой. — Ты погодь, можно же в чащу баллистическую ракету запустить и тогда…

Но Гарри уже все решил.

— Малфой, береги стерву. Стерва, не лезь к генералиссимусу, етить твою. Ну, с Богом.

И, оставив своих соратников под сосной, твердым шагом направился к убежищу цыганенка Тома.

— Господа офицеры и прапорщики! — гаркнул Деймон, собрав всех бойцов на внеочередном заседании партии добра. — Нас нещадно убивают. Мы понесли ряд потерь: Кузю Криви контузило петардой, Холмсу подбили глаз, разбили шесть бутылей бормотухи…

Аларик, не выдержав этого ужаса, испустил предсмертный хрип и лишился чувств.

— Брат, я знаю, как это тяжело, но война не щадит никого, — строго сказал генералиссимус, глядя на то, как рядом с Алариком рухнул и Хеймитч. — Но победа будет наша, етить вашу! Анатолич, шо там Глист? Анатолич?

Но Гриндевальд его не слышал. Он стоял в дверях Большого зала, сжимая в руке кальян с плутонием и, хлопая осоловелыми глазенками, смотрел лишь на одну фигуру.

— Ты вернулся.

— Я вернулся, Валя, — шепотом произнес Дамблдор.

— Пахан, что за херня? — спросил трудовик. — Мы же тебя отпели уже.

Дамблдор смутился и начал жевать свою бороду.

— Я вернулся ради Хогвартса, ради Валюши, — всхлипнул он. — Не мог я в стороне сидеть, пока тут…

— Да что ты пиздишь, — буркнул Гриндевальд. — «Ради Хогвартса, ради Валюши»… так и скажи, забыл в замке диск Булановой. Еще и джедайский меч стыбрил.

Пахан отложил свою швабру в елочных игрушках (пожалуй никто, кроме Гриндевальда, не признал в этой «абстракции» Дар Брата) и проникновенно взглянул в глаза своего возлюбленного.

— Да, я забыл диск Булановой, — признался он. — Но я не брошу замок. Снова.

— Бля, мы по косарю на его похороны скинулись, — закрыла лицо руками самогонщица. — Пропали деньги…

— Я не знаю, что я чувствую, — пожаловалась Елена.

— Остановитесь, — вдруг глухо прозвучал голос «Главного Песняра».

Клаус, которому фингал под глазом кто-то уже замазал зеленкой, шагнул вперед и, застегнув ширинку, произнес:

— Пахан ошибся. Зассал. За это мы его отпиздим.

— УРАААА!!! — прокричали няшки.

— Но он вернулся. За это мы нальем ему бормотухи и отправим в бой, — продолжил Клаус. — Пахан вернулся, потому что верен замку, Анатоличу и диску Булановой. А если он вернулся, то он не такая гнида, как мы считаем.

— Да что мы его слушаем! — встрял Холмс. — Майклсон, ты несешь ересь!

Из казана донесся устрашающий писк Убивашки и звон ее погремушки, а Глист ГМО, поняв команду, тут же отшвырнул Холмса хвостом на другой конец зала.

Военрук поднялся со стула, махнул еще стопочку бормотухи и проникновенно взглянул в грустное лицо блудного Дамблдора.

— Встать в строй, товарищ пахан! Выдать ему оружие, каску с фонариком и фронтовые сто грамм.

Лицо Дамблдора посветлело.