…Наступило долгое молчание, пока механоид обрабатывал рассказанный мной миф. Наконец он медленно заговорил.
— Я не могу выбрать. Данные недостаточны. Но все же я не буду изымать оплату.
Он встал и направился к выходу. Я подумал, что он так и уйдет, не сказав ни слова, как поступили бы большинство механоидов. Но он остановился и повернулся ко мне.
— А вы сами верите в свой рассказ? — спросил он.
Для только что собранного механоида это замечательный вопрос; похоже, что их программирование становится более гибким. Когда-нибудь их мышление станет неотличимым от мышления живых существ. Если бы я мог, я почувствовал бы прилив горькой зависти.
Я посмотрел на свои руки, умело сделанная пластиковая кожа скрывала безжизненный древний металл. Через некоторое время я смог дать ему ответ.
— Я хочу верить… и хочу знать, как он заканчивается, — произнес я.
Бредли Дейтон
Герой той ночи[11]
После воскрешения Криспус обычно умирает так быстро, что у него не остается времени на раздумья, но в этой жизни все было по-другому. Он воскрес с первыми лучами солнца, сейчас разгар яркого весеннего дня, а Криспус все еще жив.
Впрочем, направляясь к университетской библиотеке, он уже видит несомненные признаки того, что должно произойти, знает, что и это перевоплощение закончится, как все остальные. Он уже чувствует, как хозяйке его тела не терпится подставиться под пули.
На этот раз его хозяйка — белая девушка, совсем ребенок, чуть старше бедняги Сэма Мэверика. Криспус с удовольствием помолился бы за нее, но не уверен, что его молитва будет услышана, раз Господь наказывает его.
И в библиотеке он продолжает вопрошать себя: «Разве я виноват, что рожден таким гордым и яростным? Разве я виноват, что тысяча смертей не изменила меня?»
Ответа нет, Криспус должен найти его сам. Он перебирает картотеку, пока не находит названия, которое его хозяйка знает:
Книга стоит на полке и будто поджидает именно его.
Девушка начинает дрожать, пока Криспус несет том к свободной кабинке — а
Его хозяйка читает быстро. Она умна, и поэтому будет еще больше причин грустить о ее смерти тем, кто ее любит.
У Криспуса не только собственная память: он помнит все, что помнит хозяйка, и понимает глубже нее самой. Жаль ее юной красоты, жаль и той красоты, что могла бы еще расцвести. Он ищет сознание девушки и не находит, отчего надеется, что Господь уже прибрал ее душу.
Он не хочет, чтобы она почувствовала, как в нее попадают пули.
От того, что Криспус обнаруживает в книге, у его хозяйки стискиваются зубы. Невозможно поверить, но Джон Адамс, бостонский адвокат, защищая в суде его убийц, которым предъявили обвинение в преднамеренном убийстве, заявлял:
Криспус захлопнул книгу, и гулкое эхо прокатилось по пустому книгохранилищу…
Какое отношение ко всему этому имеет его происхождение и внешность? Разве тот факт, что его мать была чернокожей, а в жилах отца текла индейская кровь, давал право «красным мундирам» убить его?
Нужно же, умерев в тысяча первый раз, узнать, что тебя обвиняют в собственном убийстве…
«Если бы ты находился сегодня здесь, мистер Джон Адамс, — думает Криспус, — я бы рассек твой лживый язык».
Все детали всех своих смертей он не помнит… но той, первой, не забыл.
Он родился рабом в Фарминхэме и в двадцать семь лет сбежал. Хозяин назначил награду, но Криспусу удалось ускользнуть от погони, нанявшись матросом на судно в Бостоне. Он добрался до Вест-Индии и, обосновавшись в Нью-Провиденсе, продолжал ходить в море на китобоях и торговых судах.