Я поздно пообедал и потом стал колесить по острову взад и вперед, заезжал в переулки и снова выезжал на главные улицы, затем вдоль пляжных навесов, потом обратно, пока не нашел то, что искал. Игорный зал бинго, круглосуточный, с сотней игроков, к нему примыкает крошечная детская игровая комната. Перед входом под прожектором стояли фигуры двух зебр, и рядом была церковь. Одним словом, Атлантик-Сити. Еще я нашел два места для парковки между домами и, довольный, вернулся в отель спать.
Утром после завтрака я позвонил Джои из автомата и сказал, где находится стоянка, а он описал машину, которую туда доставит по первому слову. Серая «тойота селика» 89-го года. Я записал номер лицензии, он сказал, что будет в полной готовности, на том и порешили.
Потом я отправился на Променад и на пляж, прихватив свою фотоамуницию.
К трем часам пополудни я был готов выезжать куда угодно. Погода стояла холодная и серая, нависли тучи, обещая дождь, который все никак на мог пролиться. Я уже сделал больше фотографий, чем было кадров на пленке, и теперь продолжал щелкать впустую, что не улучшало расположения духа. Я съел на ленч горячую сосиску и теперь чувствовал изжогу. Не самый лучший денек, подумал я и вдруг увидел группу ребятишек, которые играли среди бетонных черепах. Мальчишки взбирались на них, брыкались, играя в черепашьего короля, за ними несколько маленьких девчушек играли в мяч. И она была среди них.
Свитер, который в прошлый раз был ей немного велик, теперь был чуточку мал. Наверное, стирали в горячей воде, подумал я, доставая и устанавливая камеру и не сводя глаз с мальчишек на черепахах. Все ребята замерли, уставившись на меня. Только не подходи, мысленно молил я. Оставайся на расстоянии, детка. Словно послушавшись, она осталась где была.
Сегодня она играла с четырех-пятилетними детьми, прекрасно вписываясь в их компанию. Я навел объектив на мальчишек, которые сразу стали строить рожи, девчонки тоже начали высовывать языки. Я сказал, как бы невзначай:
— Вы потом, девочки. Сначала мальчишек сфотографируем. Вы знаете, где стоят зебры, рядом с церковью?
Один из мальчишек сказал, что знает, и я, склонившись над камерой, произнес:
— Ну вот, сегодня вечером, как стемнеет, я буду снимать там.
Девочки стали придвигаться ближе, и я проговорил, все еще обращаясь к своему фотоаппарату:
— Не подходите. За нами наблюдают.
Я взглянул на хохочущих детей. Она тоже засмеялась, чуть позже остальных. Но выглядела испуганной. Один из мальчишек пытался встать на голову, упал, и все они захохотали еще громче. Я притворился, что сфотографировал его. Тут одна из девчонок далеко закинула мяч, остальные побежали за ним, и ни одна не обернулась. Мальчишки перестали слоняться вокруг, я упаковал свое снаряжение.
— Спасибо, приятели, — сказал я, уходя.
Достаточно ли было такого намека? Я не мог этого знать. Но, по крайней мере, ни один наблюдатель не мог бы выделить ее из толпы. И в первый раз я почувствовал холодок, причиной которого была не погода. Я подумал о словах Керша, когда я, протестуя, заявил, что ведь это всего лишь маленький ребенок, а он произнес: «А вы уверены?» Действительно, я не был уверен ни в чем.
Погуляв еще минут десять, я заметил кофейню и зашел в нее. Из автомата я позвонил Джои и произнес только «сегодня вечером», положил трубку, потом сразу же набрал номер своего офиса. Ответила Грэйси, и мы поболтали минуту-другую.
Высокая негритянка пододвинулась достаточно близко, чтобы подслушать, что я говорю, и я этому не препятствовал. Потом я выпил кофе с кексом.
Когда я вернулся в «Аббатство», Керш ждал меня в холле.
— Угощаю, — сказал он.
Последние полчаса я только о том и мечтал, чтобы зайти в помещение с улицы, согреться, выпить чего-нибудь, так что я пожал плечами и последовал за ним в бар отеля.
— Отвратительно выглядишь, — сказал я, пока он усаживался напротив меня за крошечным столиком. В тусклом свете выделялись синяки под глазами и бледность его некогда розовых щек.
— Холодает, — сказал он. — Паршиво себя чувствую. Здесь чертовски сыро.
— Расскажи мне, как все идет. — Я понизил голос. Мы сделали заказ и не начинали разговор, пока не принесли выпивку.
— Пока пусто, — наконец признался он. — Но мы и не ожидали, что это будет так уж легко, ты же понимаешь.
— Я весь выложился для вас по такой холодине.
По его лицу пробежала улыбка.
— Я знаю. То, насколько ты был добросовестным, подтверждают наши доклады. Ну что ж, завтра нам, может быть, повезет больше.
— Почему бы тебе не поспать немного, — сказал я, осушая стакан. — Я замерз, устал и хочу есть. Собираюсь принять очень горячий душ, потом хорошенько пообедать и лечь в постель. Чего и тебе желаю.
Может быть, дело закончится завтра, — проговорил он философски. Может быть, она подойдет и попросит — уже не мороженого, не по такой погоде, — горячего шоколада, а? Сегодня горячего шоколада, завтра кока-колы, послезавтра мартини?
Он качнул головой и посмотрел куда-то мимо меня, и в этот короткий миг мне показалось, что я разглядел человека под маской клоуна. Этот человек был испуган.