Сверхновая американская фантастика, 1995 № 03

— Правда, но я боялась моей мачехи, я опасалась, чтоб от жалобы отцу не было мне еще хуже… то была не кротость, но тайный расчет, скрывавшийся в недосягаемой глубине рассудка.

«Прошли еще годы, отец по-прежнему был к тебе холоден, мачеха по-прежнему тебя ненавидела; не было уничижения, которого бы ты не претерпела, не было невинной утехи, в которой бы тебе не было отказано, не было слова, которое в обиду тебе не было бы перетолковано… ты все сносила с терпением…»

— Я боялась моей мачехи, знала ее власть над отцом моим…

«Прошло время, когда мачеха потеряла эту власть над отцом твоим; между ними появились холодность, раздор, упреки; ты могла воспользоваться этими минутами, ты могла открыть глаза отцу твоему, ты могла отомстить мачехе, ты могла отлучить ее от него — эти мысли приходили тебе в голову, но ты с трепетом отгоняла их, ты старалась напротив утишить гнев отца, ты старалась оправдать твою мучительницу, ты силилась восстановить между ними мир и согласие…»

— Так! но тайное чувство говорило мне, что когда отец ссорится с своей женою то мне еще хуже, в доме еще скучнее — и к тому же… льстило моему тщеславию, когда чужие дивились «моему поведению.

«Наступила перемена в твоей жизни… за тебя посватался человек, которого ты не любила и не могла любить; денежные дела твоего отца была расстроены; этим замужеством он думал поправить свое состояние; ты все это знала; знала, что тебя продавали — и ты повиновалась отцу, ты вышла замуж за человека тебе немилого, неспособного ни любить, ни понимать тебя…»

— Так, я страдала! но тайное чувство заставляло меня на все решиться, чтобы только выйти из родительского дома, и увы!., во мне шевелилось другое чувство: моим блеском, моим богатством, наконец, моим самоотвержением я думала нанести жестокий удар моей мачехе…

«Ты не обманулась — она возненавидела тебя еще более… а ты — ты осталась по-прежнему почтительною, покорною, — утешительницею отца, миротворицею в семействе…»

— Да! но в глубине моей я утешалась тем, что эта ненависть еще более возвышает мою добродетель в глазах людей, меня окружающих…

Гений задумался.

«Посмотри, — продолжал он, — вниз на эту пылинку для смертного взора, на это таинство для духовного; слышишь, оттуда долетают сюда то нестройные, то гармонические звуки, которые иногда сливаются со звуками живых райских ключей; это земля, на которой ты жила; важное место занимает в планетном мире этот чудный посредник между светом и тьмою, которого таинств и мы, чистые духи, вполне постигнуть не можем… смотри, земля то блестит яркими, могучиши лучами, которые освещают всю вселенную и преломляются даже о кристальные врата райских селений, то погружается в глубокий, болезненный сумрак; там день и ночь, восход и закат солнца служат символами его глубокого таинства, но люди не понимают их… Смотри, в укромном уголке сей обители, чета супругов плачет, благословляет и молится о тебе. Узнаешь ли ты их? Помнишь ли, когда ты однажды, и не впервые, грустила о своей жизни? Помнишь ли то роковое письмо, которое убедило тебя, что муж твой тебя обманывает, что он предпочитает тебе жалкую, презренную женщину, что ей посвящены все его минуты, а тебе и детям остаются на долю лишь упреки, досада и презрение; помнишь, как ясно тебе было, что муж забыл тебя; друзья твои, знакомые говорили тебе, что он не только не скрывает своего поведения, но явно пред всеми старается унизить тебя. Помнишь, в эту минуту явился пред тобою прекрасный молодой человек, робкий, смиренный, но с светлым умом, с пламенным сердцем; девственная слава уже осенила благородное чело его; он преклонил пред тобою колено, он заговорил тебе о любви… о! я знаю, любовь его была искренняя и все, что не было в ней преступление, было свято и непорочно. Он знал твою жизнь, глубоко сострадал он тебе, он хотел освободить тебя от презренных цепей, унести тебя в мир чудный, тебе до того еще неизвестный. С самоотвержения он хотел принести тебе в жертву все сокровища высокой души своей, согреть тебя дыханием любви и поэзии, посвятить тебя в таинства наслаждений, знаемых немногими, душа его вырывалась в словах, во взорах, в каждом движении, и магически на тебя действовала ты знала, ты верила, что он не обманывает тебя, ты жалела о нем, ты невольно трепетала… о, как боялся я тогда за тебя!., все было в твою пользу: и мнение света и мнение родных; твой брак с недостойным человеком мог быть разрушен, долгие счастливые дни могли быть твоим уделом, все бы оправдали тебя… но ты осталась непреклонна, чиста, непорочна.

«Долго длилась любовь его; ни твоя холодность, ни гнев, ни досаждения, не могли отклонить его от тебя; он страдал невыносимо; исчезла для него прелесть жизни — ты это знала, ты жалела о нем и осталась чиста и непорочна.