Сверхновая американская фантастика, 1995 № 04

Не видя ничего, кроме бледного пятна розоватого света, Кафирр из последних сил рванул вверх. Легкие его готовы были разорваться, когда он в фонтане мелких брызг вырвался на поверхность. Кафирр хватал воздух судорожными, огромными глотками, вымотан он был настолько, что едва мог плыть. Здесь, у кромки Наветренного Мата, в переплетении ветвей, над головой открывались просветы. Кафирр мог оторвать взгляд от зловещей воды и поднять глаза к небу, туда, где над густой растительностью стояли розовые облака. Тонкие извивы молний с треском рвали низ розовой облачности, высвечивая в ней багровые расщелины многокилометровой высоты.

Ухватившись за ветку, Кафирр с трудом вылез из воды, и густой, горячий, влажный воздух тут же согнал с него морскую воду, взамен кожу сразу покрыли бисеринки пота. Кафирр предпочитал воду на несколько градусов прохладнее и не насыщенную статическим электричеством. Он готов был никогда не покидать прохладных объятий океана, если бы не населяли его жаловласы, пуфки, иглоспинки и полчища крупных хищников.

Перенасыщенный влагой воздух имел озоновый привкус. Несколько секунд, пока шел дождь, юноша сидел дрожа и мечтая никогда больше не спускаться под воду. Когда дрожь унялась, он поднялся и стал пробираться по узким мосткам к причалу, где была закреплена его страховка. Зеленые жаброгунчики, тощие гуманоиды с хиленькими плавниками, покрытые мелкой сухой чешуей, проскакивали, толкаясь, мимо него, будто он и не человек вовсе, а так — движущаяся помеха. Жаброгунчики не обращали внимания даже на огромный океан, плескавшийся вокруг их матов, где уж было им заметить юное человеческое существо!

Когда Кафирр еще только подрастал и учился нырять, он страстно хотел быть жаброгунчиком. Иметь такую же зеленую кожу и чешую, никогда не голодать, никогда не погружаться в воду. Нынче все эти ребяческие бредни не для Кафирра. Он родился ныряльщиком, ныряльщиком ему и умереть суждено.

Мать погружала его, новорожденного, в воду и просила море сделать ее сына сильным пловцом. Оба родителя Кафирра были ныряльщиками — обоих смерть нашла под водой. Юноша выучился не обращать на жаброгунчиков внимания, так же как и они на него.

Кафирр дошел до конца мостков и сошел на причал. Здесь всюду царил запах негодного для питья, перламутрово переливающегося океана. Граница соприкосновения воздуха и воды была абсолютно ровная, без ряби, отутюженная многокилометровой атмосферной толщей; парниковый эффект делал воздух горячим, а воду — теплой, как кровь. Путеводитель по Системам утверждал, что воздух этот пригоден для дыхания, только лучше было бы сказать: сносен при дыхании. Экскурсанты делали один-единственный вдох и тут же мчались обратно к доставившим их посадочным аппаратам за фильтрами. Где-то в вышине за розовыми облачными грядами скрывалось хилое красное солнце, которого юноша никогда не видел. Дневная Сторона постоянно обращена к этому невидимому источнику всего живого, так что половина планеты пребывает в красном сумраке, а другая половина — словно огромная, черная, жаркая духовка. Кафирр ни разу в жизни не бывал на Темной Стороне — бед да напастей хватало и на Дневной.

Вокруг его обвисшей страховочной веревки собралась толпа. Внешнее ее кольцо образовали экскурсанты, которые (не очень того скрывая) ожидали развязки трагедии. Обыкновенная тургруппа: все как один нацепили носовые фильтры, все вырядились в умопомрачительные костюмы. Тут — крылья-паутинки из газовой материи и блестящие гладкие, будто лысина, серебряные головные уборы, а кое-кто сверкал голой кожей, окрашенной желтым хромом, и только круглые заплаты из пурпурной ткани прикрывали интимные места. Кафирр ханжой не был — сам нырял в одной набедренной повязке, — но обилие металла в ярких нарядах его раздражало. На некоторые из этих позвякивающих инопланетных одеяний металла ушло больше, чем он смог бы купить на заработок от сотен часов подводной работы. Кафирр постарался побороть досаду. Раздражение ныряльщика до добра не доводит. Впрочем, если бы повидал юноша во Вселенной побольше, то понял бы: ненавидеть руку дающего — явление обычное и повсеместное.

Проскользнув сквозь кольцо тургруппы, Кафирр увидел сидевших на коленях ныряльщиков, которые принюхивались, не пахнет ли вода кровью, и следили за подражалами. Они радостно вскочили при виде его и, приветствуя, изо всех сил колотили по спине юноши. Кафирр выбрал страховку и вытряхнул на причал свой мешок. Посыпались морские самоцветы. Чистый, налитой багрянцем кармазин Кафирр отложил для ныряльщика, что стоял у него на страховке.