Сверхновые сказки не нашего времени

Был я тогда совсем молодой, можно сказать, совсем зелёный. Только перешёл на третий курс Первого Меда. Денег не хватало катастрофически. Нет не голодал, на еду хватало, а вот на новые шмотки и девочек – уже нет. Каких девочек? Хм… Вырастешь – узнаешь. Нет, надеюсь, что мальчиков. И кончай меня прерывать, или сейчас уйду! То-то же… Ну, хватит лизаться, продолжаю. Итак, мне предложили поработать со стариком после удаления у него опухоли мозга. Психическая реабилитация, чтобы мозги правильно встали на место. Конечно, был я тогда не весть какой специалист, только готовился специализироваться по психиатрии, но тут психиатра и не требовалось. Сын этого старика-пациента, тот, который меня нанимал, хотел просто чтобы я разговаривал с отцом, развивал его. Всё-таки не пустая болтовня сиделок, а почти готовый доктор – и за сравнительно небольшую цену. (Сейчас, доча, я за такую плату и кота лечить не буду). Договорились с сыном на раз в неделю, в воскресенье, по два часа максимум.

И вот в первое воскресенье вхожу я в отдельную палату-люкс к своему пациенту. Сын стал у стеночки, наблюдает. А я прямо к старику: представляюсь, спрашиваю, как его зовут, когда родился. Что приятно, говорит свободно, хотя и путается с годом рождения. Сын поправляет – отец упрямится, я говорю, что неважно. Ну, сын после этого слинял, а у нас два часа пролетели быстро: пациент разговорчивый, сам рассказывает о жизни, о родительской семье. Мне остаётся только направлять беседу ближе к его взрослой жизни, а потом и к последним событиям – его опухоли и операции (вот тут не торопиться, осторожно!) В общем, никакой грубой патологии я не заметил. А что его якобы учил плавать старший брат, который утонул в возрасте 5 лет – так это бывает. (И нечего смеяться – если бы тебе кусок мозга отрезали, ты б мне такого порассказала!) Стихи мне декламировал, Василия Тёркина. Я проверил: печатный текст разбирает. Узнал, какие книги он хотел бы почитать – не знаю лучшего способа тренировки мозгов, чем чтение. (Учти, котёнок!) Расстались мы через два часа с трудом – он всё порывался что-то ещё рассказать. Тут, слава богу, обед подоспел.

Перед вторым визитом я попросил сына встретиться со мной пораньше. Мне нужно было узнать о пациенте побольше, и не с его слов, сама понимаешь. По- нашему это называется «взять анамнез» (запоминай, доча). И запомнился мне на сам анамнез, а реакция сына. Какая-то смесь любви, жалости и злости. На что? На то что его папа, такой умный и сильный, вдруг превратился вот в этакое… Ну ладно, рано тебе всё это знать. Надеюсь, и не узнаешь. Но вот что тебе знать надо о данном клиническом случае – то, что сын рассказал о тараканах в голове отца. Точнее, не тараканах, а о муравьях. «Вчера мы опять с ним муравьёв из его черепа доставали», – говорил он мне с кривой усмешкой. Ну, я не особо удивился и испугался. Что не удивился – читал о галлюцинациях, связанных с органическим поражением мозга. А что не испугался – я ведь в роли терапевта, не родственника, а это значит, котёнок, что эмоции у меня только те, которые могут помочь пациенту. Вот на этом уровне мы с ним и пообщались, и никакой явной патологии при этом пациент не проявил.

И вот настало ТРЕТЬЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ … (Не визжи, мама услышит! И вообще, будущий врач ничего не должен бояться!) Так вот, прихожу я к пациенту в третий раз. Ничего нового не вижу, если не считать того, что швы вокруг его вмятины, вроде, сильнее выделяются – какие-то розоватые, слегка воспалённые. «Наверное, показалось, – думаю. – Вначале не заметил, не приглядывался особо».

До обеда мы успели обсудить книги – Белого Клыка он прочитал, даже два раза («Ага, -думаю, – надо будет ему ещё Джека Лондона принести»), а рассказы Пикуля не до конца одолел, но всё порывался пересказать мне какие-то фрагменты. Вижу, трудно ему это даётся – память подводит, и чтобы не переутомлять пациента и не дать ему концентрироваться на отрицательных эмоциях, предложил сыграть в шахматы. Со слов сына отец хорошо играл, а теперь вот продул ему, причём легко. Ещё одна сыновья боль. Начали мы партию бодро, но закончить не успели: пришла сиделка, повела в столовую на обед (неделю назад ему сюда приносили). Я тоже собрался уходить, но пациент попросил подождать, мол, надо доиграть. Вернулся он, доиграли. Я, впрочем, не слишком напрягался, и пациент победил. И вот тут началось интересное…

Похоже, проиграв, я вошел в его ближний круг, и пациент заговорил «начистоту». Сначала про муравьёв, которые завелись у него в голове, потому что врачи схалтурили, неплотно закрыли череп после операции. Потом муравьи превратились в лягушек, которые там внутри прыгают, да так точно – «от икринки к икринке». Наконец, появилось новое действующее лицо – жаба. Все мои попытки перевести разговор ни к чему не приводили – пациент был слишком увлечён живностью внутри своего черепа. Надо было срочно прерывать развитие бреда. Я сунул ему под нос свои наручные часы и сказал, что у меня встреча, уже опаздываю.