Сверхприключения сверхкосмонавта

ВОПРОС СПЕЦИАЛЬНОГО КОРРЕСПОНДЕНТА НЬЮ-ЙОРКСКОЙ ГАЗЕТЫ «ТАЙМС» сверхкосмонавту Иванову: Господин Иванов, говорят, что вы стали единственным и первым в мире чедоземпром, псипом и сверксом, потому что ещё в детстве провели курс специальных, вами разработанных тренировок? Не расскажете ли вы, в чём именно был секрет этих тренировок?

ОТВЕТ сверхкосмонавта, чедоземпра и псипа Иванова: Будет время, всё расскажем! (Смех. Аплодисменты.)

Были мне заданы и ещё какие-то вопросы, но это уже когда я спал.

Обычно я засыпаю сразу же и сплю без всяких сновидений, но на этот раз почему-то впервые в жизни сработала только первая половина обычного. То есть заснул я, как всегда, сразу же, но вскоре мне приснился редкий сон в моей жизни. (Откуда я узнал, что «вскоре», это я объясню позже.)

Снилось мне, будто бы я, как обычно, иду в Измайловский парк тренироваться на карусели, как на центрифуге. Иду нормально, как будто бы даже не во сне. По сторонам оглядываюсь, чтоб за мной никто не следил. Вдруг навстречу Колесников. "Чего это ты в парк зачастил?" Я ему в ответ ничего не сказал и прошёл мимо. Оглянулся. Смотрю, Колесников-Вертишейкин за мной голову поворачивает. На сто восемьдесят градусов (как в жизни!). Я ему погрозил пальцем. Тогда он поворачивает голову на все триста шестьдесят (это уж как во сне, конечно!) и исчезает. Тогда я подхожу к кассе за билетом. А вместо кассирши сидит в кассе из нашего класса… ну та, которая в космос, может быть, стюардессой полетит. Но я всё равно на неё, как тигр, смотрю — сквозь неё — и протягиваю молча деньги в окошко. А она мне вдруг говорит: "Вам, Иванов, сегодня без денег!" Я отвечаю: "Тем лучше". Подхожу это я к калитке. Смотрю, вместо контролёра Маслов с физиками и лириками стоит. А вместо детской карусели за забором настоящая центрифуга — длинный горизонтальный рычаг, на одном конце противовес, а на другом конце кабина космонавта, только какой-то странной формы. Я, конечно, про себя немного удивился, очень незаметно. Подхожу к центрифуге (как кошка к аквариуму). Разглядываю. Странная кабина. Заграничная, что ли? Впереди четыре ребра и какой-то большой выступ. "Ну, Иванов, спрашивает меня Маслов, — как думаешь, какой фирмы центрифуга?" Но меня на детский вопрос не поймаешь. Я в центрифугах разбираюсь, как большой, и не только во сне, как Маслов. "Это центрифуга, — говорю я, — скорее всего, американской фирмы «Локхид»! Лирики и физики как захохочут. А Маслов вдруг говорит громко, будто в гигантский мегафон, словно на весь мир хочет меня опозорить: "И фирмы не «Локхид», а фирмы «Фиганим», потому она и называется не центрифуга, а цен-три-фи-га!" Я смотрю свирепо на кабину и вижу: четыре ребра — это четыре согнутых пальца, а большой выступ — это кукиш. Значит, Маслов правильно меня информировал. И всё это действительно не центрифуга, а самая позорная цен-три-фи-га! А вокруг все смеются, заливаются. Всякие реплики бросают: "Садись, Иванов! Всё равно бесплатно!", "Она у нас пятикратно усиливает перегрузку!.."

Так. Значит, от этих лириков и физиков и во сне уже покоя нету?..

С этими мыслями я набросился на всех сразу и стал бросать ребят по одному за ограду цен-три-фи-ги. Думал я в это время об одном: только бы в эту минуту мне не приснилась наша классная руководительница. Ещё приснится и помешает расправиться с этими ченеземпрами. Хоть и во сне, а всё-таки помешает. Но она мне, к счастью, не приснилась. Только Маслов, когда я его схватил за грудки, сказал почему-то папиным голосом: "Всё тот же сон!.."

Я размахнулся изо всех сил, чтобы дать трёпку Маслову, но в это время меня кто-то схватил за руку. Причём этот кто-то был не во сне, потому что, когда я оглянулся во сне, я чувствовал, что меня кто-то держит, но не видел кто. Тогда я сразу же нарочно проснулся, чтобы расправиться с тем, кто меня держит. Я открыл глаза и… увидел отца. Это он держал мою руку не во сне, чтобы я не расправился с Масловым во сне.

— Всё тот же сон, — мягко сказал отец, отпуская мою руку. — Можешь полюбоваться, — сказал он маме, — он уже не только наяву, он уже и во сне воюет!..

— Чедоземпр Юрий Иванов контролирует все свои поступки только наяву, но теперь я должен научиться держать себя в руках и во сне, — сказал я в своё оправдание.

— Во сне? — вскричал отец. — Да ты наяву…