Сверкнув, не погасло

Как-то мы с Чарли шли по травянистой низине с кустами свидины и снежноягодника, рядом с лесопарком. Поверх травы белели на одном уровне блюдечки морковника, оглядывая луг, я заметил на другом его краю женскую фигуру и собаку рядом с ней. Я пошел было по направлению к ним, но вдруг заметил, что Чарли опять рядом со мной нет. Я оглянулся: Чарли стоял не двигаясь и не сводил глаз с человека и собаки вдали.

— В чем дело, Чарли? — спросил я.

Выразительности этому псу было не занимать, да и я научился уже понимать живой его взгляд и весьма очеловеченную пластику — и вот что я прочитал в ответе, что он мне продемонстрировал:

— Разве ты не видишь, "хозяин" (это слово было явно в кавычках, даже кавычки читались), — там же ЛАЙКА!

Я кинул взгляд через луг — действительно лайка. В той, причем, боевой позе (она тоже видела нас), которая отличает эту породу собак: вздернутая голова, пышный хвост над спиной.

— Ну и что, Чарли, — сказал я. — она же на поводке.

Чарли снова ответил мне — и так, что я легко перевел в слова его пластику:

— Хозяин, ты просто не знаешь лаек. Удивляюсь твоей доверчивости.

— Чарли, да что ты?! Эта собака не крупнее тебя, она. повторяю, на поводке — пройдем мимо без всякого опасения.

Чарли мотнул головой и даже, по-моему, снисходительно усмехнулся. Слова, что он мне передал, были как произнесенные:

— Удивляюсь твоему легкомыслию, хозяин! Я знаю характер лаек. Если хочешь, иди, но учти, я за твою жизнь не отвечаю.

Не смогу объяснить, каким способом он изобразил"…я за твою жизнь не отвечаю", но я это легко — и с немалым огорчением — увидел. И не стал больше спорить с упрямым псом и, чтобы доказать свою правоту, пошел прямо на лайку и женщину, что держала ее на поводке. Оглянувшись, я увидел, что Чарли двинулся, поджав хвост и проверяюще посматривая в сторону луга, далеко в обход опасного места.

Мы встретились минут через десять за лугом, на дорожке, что вела домой.

— Как тебе не стыдно, Чарли! — выговаривал я псу. — Бросить хозяина! Сделать такой круг! И потом смотреть на меня как ни в чем ни бывало! Да ты просто трус, Чарли!

Чарли ответил мне так же ясно, как ясно я сейчас пишу на бумаге его "слова":

— Хозяин! Знай, что мне моя шкура дороже, чем твои дурацкие эксперименты. Я повторяю: это была лайка, молодая и сильная, ее намерения я видел: разорвать нас обоих в клочья. Тебе еще повезло, что ты остался жив. А я просто принял меры предосторожности. Мне, повторяю, моя шкура дороже…

Мы возвращались домой. Чарли вел себя как обычно: бросал меня, шастая по кустам по своим надобностям, останавливался возле каких-то запахов на сколько угодно времени — и ни капельки вины не было во всем его облике! Только, пожалуй, вот что я прочитывал, когда он на меня взглядывал:

— Мы с тобой поговорили, обменялись мнениями, к согласию не пришли — ну да это дело такое: ты свое доказывал, а я, извиии, конечно ("извини" он изображал чуть заметным движением хвоста), я имею и свое мнение по тому или другому поводу…

"Ну и сукин же ты сын, Чарли", — только и оставалось мне бормотать по дороге, — ну и сукин же сын…"

Наверное, после этого эпизода я немного охладел к собаке, наверное, пес это заметил…

Вскоре Чарли покинул меня — на прогулке он свернул в гущу деревьев, свернул — и исчез. Сколько я его ни искал, сколько ни бегал по лесу, сколько ни звал — все было напрасно. Домой я вернулся один.

Потом мне сказали, что, кажется, видели моего спаниеля на автобусной остановке. Он вскочил в открывшуюся дверь, она захлопнулась, автобус отошел… ищи-свищи теперь черно-серебряного красавца.

Не сомневаюсь, что и пятый хозяин собаки озадачится поведением пса; а если найдет с ним общий язык — тогда повезет и ему, и собаке. Своеволие ведь и для себя не всегда приятная штука.

Впрочем, это суждение только человеческое…

Психиатры

Рассказы моего знакомого

К нам в дом стали захаживать приятели-психиатры. Сперва попал один, случайно, как говорится, на огонек, но за ним пришли другие. Коллеги — им есть о чем поговорить!

И передо мной открылся театр… Они за столом, они для меня как на сцене, а я, на диване, я — зритель. Но они этого не знают. Знаю я, и чего мне иногда не хватает — маленького бинокля…

Вот вам самое первое впечатление. Психиатры — милые, интеллигентные, но такие озабоченные люди! Всем, кого они видят впервые, они должны тут же поставить диагноз. Когда я замечаю, как смотрит психиатр на открывшего рот не-психиатра, мне становится за него неловко. За врача. Нового человека он прямо-таки сверлит глазами!

Беда, если человек заметит этот взгляд — он тогда закроется от психиатра наглухо. Он либо закроется, либо начнет дурачиться, и врач останется при своем. Им, чтобы не выпасть из разговора, приходится скрывать свои интересы и притворяться такими же непросветленными товарищами, как их собеседники.