Свержение ига

Оказывается, верховские князья ещё год назад предлагали заключить негласный союз с Москвой, и только по непонятным причинам их грамота не дошла до великого князя. Теперь, с раскрытием заговора молодых князей и разоблачением козней Лукомского, предоставлялся удобный случай для возобновления переговоров с верховскими. Ведь сейчас они по приказу короля готовят свои дружины для войны с Москвою. Следовало бы немедленно послать к ним для переговоров важного представителя, с тем чтобы перетянуть на свою сторону. Об этом он и хотел доложить государю.

Москва, однако, встретила его равнодушно. Великий князь к себе не допустил, Патрикеев отмахивался, как от надоедливой осы. Матвею с трудом удалось отловить его и заставить выслушать. Тот равнодушно смотрел мимо, видимо, скакал мыслями по своим наместническим делам, потом прервал:

   — Не мельтеши, государю заниматься этим недосуг. Жди, когда призовут.

А вечером вызвал и приказал выехать в Псков с письмом к Шуйскому.

   — Государь требует вернуть ему пищальников и иных стрельцов, коих у нас великая недостача. С ними и возвернёшься...

Матвей горько вздохнул. Был бы на месте Белёвского князя, подумал бы про измену, а так пришлось утешить себя тем, что по его чину знать объяснений происходящему ему не полагалось.

Глава 12 НАКАНУНЕ

Громче буря истребленья,

Крепче смелый ей отпор!

И.М. Языков

Ливонский пёс, зализав полученные весной раны, снова начал выползать из своего логова и тревожить соседа, делаясь всё нахальнее и кровожаднее. В погожий августовский день немцы приплыли озером к русскому берегу и стремительным наскоком напали на Кобылий городок. Занятые полевой страдою, мужики были рассеяны по окрестным угодьям, в городке оставался в основном «непротивный» народ: бабы, дети, старики. До боевого оружия дело не дошло; немцы подожгли дома и убогие городские укрепления, иссушенное временем дерево занялось быстро и поглотило без малого четыре тысячи душ. Пока псковичи готовили ответную укоризну, пришла весть о движении многотысячного ливонского войска во главе с самим магистром. Говорили, будто ливонцев поддерживают ревельцы, а всего у немцев не менее ста тысяч человек. Шуйский отрядил гонца в Москву с просьбой о помощи и начал готовить город к осаде. Тут-то и прибыл Матвей с письмом великого князя, требующего возвратить пушечных хитрецов. Князь-наместник схватился за голову: как можно ослаблять в такое время осадные силы и как можно преступить слово государя?

В сенях Троицкого собора собралась псковская господа. Шуйский с посадниками держались осторожно: за ослушание с них первый спрос. Зато остальные члены господы — старая чадь — стояли за то, чтобы пушкарей придержать до выяснения обстановки и получения ответного указа.

— Не ты ли клялся именем московского государя щитить землю Святой Троицы, а теперь на поругание её отдаёшь? — наседали они на князя-наместника.

Шуйский недовольно морщился — этим горлодёрам только дай повод, они всякое слово на свой лад переиначат. Опытный воевода и бесстрашный воин, он отличался крайней нерешительностью в наместнических делах и почитал своим долгом выполнять неукоснительно любой полученный сверху указ. Подобные превращения случаются нередко. В военном деле с воеводы гласный спрос за всякую промашку, но в случае успеха ему честь и слава. В мирное же время результаты наместнической деятельности не столь очевидны, там успех может делиться между вовсе непричастными к нему людьми, зато в неуспехе всегда виноватят тех, кто неугоден начальству. Вот и приходилось Шуйскому безопаситься на все случаи жизни.

   — Держава сильна, когда в ней приказы исполняются, — назидательно проговорил он. — В Москве ныне вся ваша судьба решается, потому как сердце державы, всего нашего тулова, значит.

   — Мы, конешно, цлены малые, — раздались голоса, — но если тулово без цленов, то зацем ему и сердце? Великий князь, на Москве сидя, не знат, поди, цто нам тут погубление выходит.

   — Хорошо, если выйдет, — не сдавался Шуйский, — а коли останемся вживе, кому отвечать за ослушание придётся? Молчите? То-то и оно...

Кто-то предложил обратиться за помощью к великокняжеским братьям, всё ещё ожидающим королевского слова в Великих Луках. Шуйский решительно воспротивился — не было-де указа с изменниками водить дела и вступать в переговоры.

   — Это тебе не было, — возражали псковичи, — а мы люди вольные, кого хотим, того к себе в князья и приглашаем. Не веришь, сходи на буевище и поспрошай.

За окнами, на буевище, где собиралось псковское вече, было людно и шумно. В час грозной опасности народ верил в свою силу и распрямлял плечи, в такое время его лучше не будоражить сомнениями в исконных вольностях.

   — Поспрошаем пушечьего мастера, — перевёл Шуйский разговор и послал за Семёном.

Тот вошёл, и в сенях стало тесно. На вопрос о том, сколь пушкарей можно отослать в Москву без большого урона для осадного сидения, пожал могучими плечами: