Свет

– Я в долги залез, – объяснял он. – Я, наверное, всем в этой гребаной Вселенной должен.

Он посмотрел на нее сверху вниз. На миг они встретились взглядами, потом Нина внезапно отвела глаза, словно ей стало стыдно.

– Тсс, тсс, – произнес он с отсутствующим видом. Потом добавил: – Наверное, они только и хотят, что выбить из меня долг или прикончить. То, что на бакоферме случилось, – это еще цветочки: туда наведались первые в очереди.

Нина взяла его ладонь в свои.

– Ты же не такой, – сказала она.

Помолчав минуту, он ответил:

– Я помню себя ребенком.

– Каким?

– Не знаю. Мать умерла, сестра куда-то делась. Я только и хотел, что на ракетных кораблях летать.

Нина улыбнулась.

– Мальчишки часто этого хотят, – заметила она.

13 Пляж Чудовища

Кэрни с Анной пробыли в Нью-Йорке еще неделю. Потом Кэрни снова увидел Шрэндер. Это случилось на 110-й улице, на станции метро «Кафидрал-Паркуэй»: выпала какая-то пауза, разреженный промежуток в потоке дня, время застыло и ссохлось. Платформы опустели, а только что были полны – это прямо чувствовалось; обильно декорированные центральные решетки вентиляции уходили в гулкую тьму станции по обоим направлениям. Кэрни показалось, что он услышал какой-то звук, будто в вентиляцию залетела птица. Глянув туда, он увидел Шрэндер, ну, или ее голову.

– Попытайся вообразить, – сказал он однажды Анне, – что-то вроде лошадиного черепа. Не лошадиной головы, – уточнил он поспешно, – а именно черепа.

Лошадиный череп совсем не похож на голову, а скорее напоминает огромные искривленные ножницы для стрижки овечьей шерсти или костяной клюв, две половинки которого сходятся лишь на кончике.

– Вообрази, – продолжал он, – зловещую, умную, целеустремленного вида тварь, которая вроде бы не способна разговаривать. С черепа свисают несколько лент или полосок плоти. Даже на ее тень смотреть непереносимо.[19]

В одиночестве на платформе «Кафидрал-Паркуэй» он этого зрелища тоже не вынес. Мгновение он глядел вверх, затем, развернувшись, кинулся наутек. Тварь молчала, но смысл ее появления был красноречив. Спустя некоторое время он оказался в Центральном парке, спотыкаясь и сломя голову драпая по дорожкам. Шел дождь. Еще через некоторое время он добрался до квартиры. Его трясло и выворачивало наизнанку.

– В чем дело? – спросила Анна. – Господи, да что с тобой такое?

– Собираем вещи, – сказал он ей.

– Ты бы хоть переоделся, – попросила она.

Он сменил одежду, они упаковали вещи, взяли напрокат машину в «Ависе», и Кэрни на предельной скорости погнал по Генри-Хадсон-Паркуэй прочь из города, на север. Трафик был плотный, на магистраль спускались грязные сумерки, остановка на каждом перекрестке напрягала нервы Кэрни, и меньше чем через полчаса за руль пришлось перебраться Анне, потому что Кэрни уже ничего не видел от головной боли и слепящего дорожного света. Даже в машину, казалось, заползала сырая тьма. Радиостанции не называли себя, а только без конца транслировали гангстерский рэп; эта музыка точно обрела самостоятельную жизнь.

– Где мы? – перекрикивали музыку Кэрни с Анной.

– Налево сверни! Налево!

– Я приторможу.

– Нет-нет, рули!

Они стали похожи на моряков в тумане. Кэрни беспомощно уставился в лобовое стекло, потом перелез на заднее сиденье и вдруг уснул.

Спустя несколько часов он рывком пробудился и обнаружил себя на съезде с 93-й Интерстейт. Он слышал жуткий, тоненький, как у раненой зверушки, плач. Это Анна скорчилась на переднем пассажирском сиденье, поджав колени к подбородку, отвернувшись от лобового стекла и наугад вырывая страницы из книги дорожных карт формата A3, которую им дали в пункте проката.

– Я не знаю, где я, – шептала она сама себе, вырывая страницы одну за другой и швыряя их под ноги, – я не знаю, где я.

Дешевый синий «понтиак» наполняло пронзительное чувство ярости и унижения: оно исходило от Анны, которая потеряла прежнюю свою жизнь, а новой не обрела. Кэрни в ужасе провалился обратно в сон. Последнее, что он увидел, был дорожный указатель ярдах в четырехстах впереди, который выхватывали из мрака фары проносящихся мимо грузовиков. Потом настал день, и они очутились в Массачусетсе.

Анна выбрала мотель на Мэнн-Хилл-Бич, чуть к югу от Бостона. Казалось, что приступ ночной депрессии преодолен. Поморгав на бледное солнце, она вышла на парковку, прищурилась на море и долго махала ключами от номера перед лицом Кэрни, пока тот, зевая, не вылез из машины.

– Узри же! – требовательно крикнула она. – И скажи, что это хорошо!

– Это же номер мотеля, блин! – протянул Кэрни, с омерзением глядя на занавески из дешевой клетчатой ткани, с поддельными рюшечками.

– Это номер бостонского мотеля, милый.

* * *