Свет

В этот момент по стеклу вежливо, но решительно постучали изнутри. Пена оползла; экспозиция исчезла вместе с ней, за вычетом единственного предмета. На фоне атласной шторки с рюшечками стояла фоторамка с белой карточкой, воспроизводившей скверного качества портрет жизнерадостного человека в черной шляпе и фраке, готового закурить овальную турецкую сигарету. Манжеты человека были забрызганы чем-то цветным. Тыльной стороной длинной белой кисти он уминал табачные крошки. Снимок, сделанный в этот миг, запечатлел его полным энергии. Черные брови выгнулись ироническими дужками. «И что дальше?» – словно бы спрашивал он. Сигарета исчезнет. А может, он сам исчезнет. Подцепит шляпу кончиком трости из черного дерева и медленно истает, пока из рюшевой атласной пустоты проступает изображение Тракта Кефаучи, подобного дешевому ожерелью Викторианской эпохи, а уличный свет поблескивает – вот! видишь? – на одном из белых ровных резцов во рту фокусника. Исчезнуть может все.

Под фотографией жирным шрифтом в стиле ар-деко значилось:

ДОКТОР ХЭНДС, ПСИХОХИРУРГ.

Прием дважды за вечер.

Серия Мау проснулась озадаченная и обнаружила, что ей в бак подпустили умиротворяющих гормонов. Математичка, очевидно, передумала.

– Теперь я считаю, что мы все же одни, – заявила она и убралась к себе, не дав Серии Мау времени для дальнейших комментариев. Та поневоле вызвала соответствующие экраны и присмотрелась.

– А теперь уже я не так в этом уверена, – сказала она.

Ответа не последовало.

Тут пришел вызов с планеты.

– Что там творится? – потребовал Билли Анкер. – В один момент ты что-то говоришь, а в следующий – молчишь.

– Проклятая интерференция! – жизнерадостно отозвалась Серия Мау.

– Ой, не надо меня за нос водить, – проворчал он и добавил: – Если хочешь разобраться с историей этого пакета, может, я тебе и помогу. Но сперва ты для меня кое-что сделай.

Серия Мау рассмеялась:

– Билли Анкер, я сразу должна предупредить, что выбирать одежду тебя никто уже не научит.

Теперь связь прервал Билли Анкер.

Она послала на планету уловку.

– Эй, не обижайся, – сказала она. – Я просто пошутила. Чего тебе?

Было видно, как он усмиряет свою гордыню. Было видно, что у него свои причины искать ее внимания.

– Я хотел, чтоб ты побыла со мной, – ответил он. – Посмотрела тут кое-что на Редлайне, и все.

Ее тронула просьба, но голос Билли Анкера тут же приобрел слишком знакомый ей тон:

– Ничего особенного. Или кое-что столь же значимое, как все остальное тут, вместе взятое, на краю…

– Ближе к делу, – перебила она, – если хотим чего-то добиться.

Но оказалось, что отпущенное им время вышло. Зазвенели сигналы тревоги. Теневые операторы встрепенулись. «Белая кошка» пришла в полную боевую готовность. Боевые часы обнулили счетчик и начали новый отсчет, в фемтосекундах; последняя остановка перед неведомым реальным временем Вселенной. Меж тем «Белая кошка» закачала в двигатели и боевые установки продукты термоядерного синтеза, после чего принялась предосторожности ради в случайном порядке выныривать из динатока и погружаться обратно. Тут Серия Мау сообразила, что положение чрезвычайное.

– Ну что там? – потребовала она от математички.

– Взгляни, – посоветовала та и стала наращивать интенсивность связей между Серией Мау и «Белой кошкой», пока Серия Мау в большинстве важных аспектов не слилась с кораблем. Она жила теперь по корабельному времени. Она обладала сознанием корабля. Скорость обработки информации подскочила на несколько порядков от жалкой человеческой – сорок бит в секунду. Сенсориум ее, приспособленный к аналоговому отображению четырнадцати измерений, заполнился копиями себя самого, словно кафедральный собор (возведенный на бране) органным эхом. Серия Мау жила теперь в таком месте, на такой скорости и таким способом, что, продлись это состояние дольше полутора минут, оно бы выжгло ее начисто. В качестве меры предосторожности математичка уже накачивала баковую протеому эндорфинами, адреналиновыми ингибиторами и снижающими возбуждение гормонами, которые, действуя на биологических скоростях, возымеют эффект уже по завершении любой возможной стычки.

– Я ошибалась, – проговорила математичка. – Видишь? Вон там?

– Вижу, – сказала Серия Мау. – Вижу я этих засранцев!