Свет

Дрожь останавливается, и мне удается встать и потянуть маму за собой. Слуги тоже поднимаются на ноги, стараясь не наступать на разбитый пол. Мать смотрит на огромную щель, которая разделяет ее и Джака – она такая большая, что перепрыгнуть ее невозможно.

Они смотрят друг на друга, и от выражения на их лицах у меня болит сердце.

– Джак… – с мокрыми от слез глазами говорит моя мать срывающимся голосом.

Сидя на полу, он тяжело глотает, а его лицо покрыто потом и искажено болью.

– Все в порядке, Элора.

– Не смей произносить ее имя! – кричит отец, а затем ломает руку Джака так сильно, что кость разрывает кожу.

– Нет! – Воздух разрывает материнский крик, и она хочет перепрыгнуть, но я в последнюю секунду хватаю ее.

– У тебя не получится! Ты упадешь, – снова и снова говорю я ей, а она пытается вырваться.

– Это твое наказание за то, что выбрала ореанское отребье, – брызжет слюной отец. – Я хочу, чтобы ты запомнила, Элора: именно это тебя будет ждать, если ты снова предашь меня.

Она замирает в моих объятиях. Кажется, что в комнате резко заканчивается воздух. А потом мой отец поднимает руку и щелкает.

И у Джака ломается шея.

Мать даже не успевает закричать, а я даже моргнуть не успеваю. Шея Джака изгибается под неестественным углом, и в его широко раскрытых, полных мук глазах гаснет свет.

Когда он падает на пол, у матери тоже подкашиваются ноги.

Мне уже попадалось слово «причитания». Я не раз его слышал. Но никогда не слышал, чтобы кто-нибудь издавал такой пронзительный крик, как моя мать.

Он вырывается из ее тела с такой силой, что у меня по спине пробегают мурашки.

Он такой громкий, что я даже не слышу своего бешено бьющегося сердца.

Звук, который она издает, ужасающий. Неузнаваемый.

Я в таком шоке, что стою рядом с ней и задаюсь вопросом, как, черт возьми, все так быстро изменилось.

Отец непринужденно соединяет своей силой ту единственную трещину в полу и, минуя ее, встает напротив меня.

– Вот почему нельзя доверять женщинам, Слейд.

Я сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как над бровями в кожу вонзаются шипы. На глаз стекает одна-единственная капля крови. Отец равнодушно смотрит на меня.

– Полное отсутствие контроля. Теперь мы знаем, от кого ты это перенял, – с омерзением говорит он.

Гнев потоком изливается из моей груди, и я чувствую, как шипы в спине напрягаются, готовые…

– Мама?

Я поворачиваю голову влево и вижу, как расступаются слуги перед моим братом. Одетый в пижаму и зажав в руке одеяло, он кажется бледным, испуганным и таким юным.

– Райатт! – кричит мать.

Он нерешительно стоит, переводя взгляд с пролома в середине дома на плачущую мать. А затем его взгляд падает на неподвижное тело Джака.

– Папа! – кричит он своим тоненьким голосом и бросается вперед, расталкивая слуг, которые пытаются его защитить. Сердце подскакивает у меня к горлу, но Райатт резко останавливается перед трещиной, когда моя мать успевает схватить его за рубашку до того, как он прыгнет. После этого он начинает рыдать у нее на плече.

А мой отец… Я вижу, как путаются его мысли. Смотрю, как они сворачиваются и сгущаются.

– Не может этого быть.

Если до этого моя мать была зла, то сейчас она испуганна. Особенно когда отец делает угрожающий шаг вперед.

– Нет, – выдыхает она. – К нему ты не прикоснешься, – говорит она, еще крепче цепляясь за Райатта.

А я просто стою, потрясенно переводя взгляд с Джака на моего младшего брата, и меня охватывает неверие.

И все же… фейри трудно зачать. Это всем известно. Вот почему для нашего вида так важна долгая жизнь. А у моего отца появился не один наследник, а двое, причем близкие по возрасту. Он всегда объяснял это тем, что моя мать ореанка, но дело не в этом.

Одиннадцать лет, сказала моя мать. У нее был роман одиннадцать лет, а моему брату десять.

Райатт не от моего отца.

Моя мать выглядит взбешенной. Ее черные волосы растрепаны, в прядях запутались кусочки штукатурки, упавшие с потолка, а на щеке красуется царапина. Сломав Джаку шею, отец разбил матери сердце, но она не позволит ему причинить боль и Райатту. Я вижу это в ее красных глазах.

Поняв, что Райатт не его сын, отец пошатывается, задев каблуком трещину.

Мое сердце как будто рвется, а от шума крови стучит в ушах. Райатт продолжает плакать, вцепившись в ночную рубашку матери, а она пытается заслонить его собой.

– Ты посмела зачать щенка от этого ублюдка? – Мрачный голос отца словно высасывает из комнаты первые лучи солнца.

У матери дрожит нижняя губа, когда она пытается загородить Райатта. Слуги будто хотят вмешаться, но слишком боятся противостоять моему отцу, и их страх оправдан.

– Стоило знать, что нельзя доверять ореанке.

Он снова щелкает пальцем, и земля сотрясается, раздается сильный треск. Я понимаю, что отец запер нас в этой комнате, окружив кольцом трещин.

Когда я снова обретаю равновесие, отец подходит ко мне сзади, и я вздрагиваю, почувствовав, как он опускает руку мне на затылок и легонько его сжимает.

– Но ты подарила мне могущественного наследника, – говорит он матери тем же грохочущим голосом, в котором сквозит неимоверная ярость. – Так что ни ты, ни твой ублюдок мне больше не нужны.