– Ранен? Как я мог быть ранен? – взревел он, обретя часть былой энергии. – Я возвращался домой с вечера попечителей оперного театра и неожиданно почувствовал головокружение и слабость. Поэтому подъехал к тротуару и решил переждать. Возможно, я задремал или потерял сознание, но никакой аварии не было. Не было! – Его воинственные, покрасневшие от напряжения глаза, обежав всех, остановились на Гарроде. – Здравствуй, Эл.
Гаррод кивнул.
– Ну, хорошо, об этом мы еще поговорим, – произнес Морган, делая пометки. – На вечере сильно налегали на наркотики?
– Как обычно, я полагаю. Официанты разносили их словно воду.
– Сколько ты принял?
– Погоди-ка, Грант. – Тебе известно, что я этим не увлекаюсь.
– Ты хочешь сказать, что вовсе не принимал наркотиков?
– Вот именно.
– Тогда как объяснить, что медицинская экспертиза обнаружила у тебя в крови наряду с алкоголем следы МСР?
– МСР? – Ливингстон отер проступивший на лбу пот.
– Это еще что за чертовщина?
– Нечто вроде синтетической конопли, весьма сильнодействующее средство.
– Отец плохо себя чувствует, – начала Эстер. – Зачем вы...
– Задать эти вопросы необходимо, – сказал Морган с решительностью, которой Гаррод от него не ожидал. – Рано или поздно их все равно зададут, и нам надо иметь ответы наготове.
– Я дам тебе хороший ответ. – Ливингстон хотел похлопать Моргана по плечу, но руки его не слушались, и удар пришелся по воздуху. – Эту дрянь мне подсунули. Умышленно, чтобы я провалился на выборах.
Морган тяжко вздохнул.
– Боюсь...
– Нечего вздыхать, Грант. Говорю тебе – именно так все и было. Впрочем, сейчас это несущественно. В том, что под воздействием наркотиков я сбил человека, меня обвинить нельзя – потому что едва все началось, как я съехал на обочину и остановил машину.
Гаррод подошел к койке.
– Не вяжется, Бойд. Я видел фотографии места происшествия.
– Плевать мне на фотографии! Даже если меня кто-то чуть не отравил, я знаю, что делал и чего не делал!
Ливингстон схватил руку Гаррода и заглянул ему в лицо. Гаррод почувствовал волну жалости к этому человеку и одновременно необъяснимую уверенность, что тот говорит правду, что, несмотря на все убедительные доказательства, есть место сомнению.
Морган убрал записную книжку.
– Полагаю, для начала достаточно, Бойд. Первым делом тебя надо отсюда вытащить.
– Я собираюсь снова побеседовать с лейтенантом Мэйриком, – внезапно сказал Гаррод. – Подумайте хорошенько, Бойд, не припомните ли еще что-нибудь?
Ливингстон опустился на подушку и прикрыл глаза.
– Я... Я съехал на обочину... Был слышен шум двигателя... Нет, не может быть, я же его выключил... Я... Вижу перед собой человека, приближаюсь к нему очень быстро... Теперь двигатель ревет... Жму на тормоз, но безрезультатно... Удар, Эл, ужасный чавкающий удар...
Ливингстон замолчал, словно пораженный тем, что впервые осознал случившееся, и из-под его сжатых век потекли слезы.
Наутро Гаррод встал рано и позавтракал в одиночестве – Эстер осталась ночевать в доме родителей. Глаза от недосыпания горели, словно в них попал песок, но он все равно поехал прямо на завод, намереваясь поработать с Макфарлейном и юристами-патентоведами.
Однако сосредоточиться никак не удавалось, и после часа тщетных усилий Гаррод бросил дело на помощника, Макса Фуэнте, а сам из личного кабинета позвонил в управление портстонской полиции и попросил к аппарату лейтенанта Мэйрика. Симпатичная телефонистка сообщила, что до полудня Мэйрика не будет.
Гарроду пришло в голову, что он ведет себя безрассудно. Судя по всему, такой опытный законник, как Морган, не сомневается в виновности Ливингстона. Смирилась уже и Эстер и, в конечном счете, даже сам Ливингстон. И все же что-то в доказательствах не давало Гарроду покоя. А может быть, всего лишь дает о себе знать самомнение, в котором его упрекала Эстер? Когда все убеждены, что Ливингстон, одурманенный наркотиками, задавил человека, – не пыжится ли Элбан Гаррод сразить их, поставить себя выше, эффектно раскрыв правду? «Так или иначе, – решил он, – результат будет один».
Гаррод на секунду задумался, а потом прибег к испытанному средству, чтобы вызвать вдохновение: достал из ящика стола большой лист бумаги и обозначил на нем на некотором расстоянии друг от друга все существенные моменты заявлений Мэйрика и Ливинг-стона. Их он разбил на группы в зависимости от деталей, подробностей и собственных умозаключений. Через полчаса лист был почти полностью исписан. Гаррод попросил принести кофе и, потягивая горячую жидкость, не сводил с бумаги глаз. Наконец, уже допивая вторую чашку, он взял ручку и обвел фразу, которую предыдущим вечером произнес Ливингстон. Она стояла под заголовком МАШИНА: «Теперь двигатель ревет».
Гаррод ездил в «роллсе» Ливингстона, был хорошо знаком с подобными автомобилями и знал, что даже на полных оборотах услышать шум турбодвигателя практически невозможно.
Допив кофе, Гаррод взял в кружок еще один подзаголовок и по видеофону связался с Грантом Морганом.
– Доброе утро. Как там старик?