Свет Черной Звезды

Араэден лишь улыбнулся. Я же, придвинувшись ближе, на всякий случай исследовала руками его спину, а то мало ли…

— Там нет никаких кинжалов, нежная моя, — прошипел кесарь.

— Да кто вас знает! — воскликнула я, отстранившись и снова сев перед ним, — с вашей то склонностью к мазохизму, я уже ни в чем не уверена.

Он улыбнулся. Самая теплая из всех улыбок императора, которую мне доводилось видеть.

— Что было дальше? — придвинувшись чуть ближе и взяв его за руку, практически шепотом спросила я.

Легкая усмешка, без тени веселья, и откровенно мрачное:

— Менее всего я ожидал, что им удастся вышвырнуть меня из этого мира. Ты поймешь, нежная моя, ты знаешь, что такое ответственность… Я нес ее за слишком многих. Я был единственным щитом между Тэнетром и Эрадарасом, я был единственным, что защищало малые народы, от поголовного истребления, я был единственной защитой для моей матери. Оказаться живым в Рассветном мире, осознавая, что их всех убьют… было тяжело.

— Вы не были живым, — вспомнила я, — вы были практически трупом.

— Без разницы, — ответил кесарь, — никакая физическая боль не могла затмить тревогу, пожиравшую меня сильнее с каждым днем. Я заигрался в любовь и благородство, я заигрался… а расплату понесли они.

Я лишь сидела, держа его ладонь, и понимая, насколько Араэден прав. Есть те, кто может позволить себе любить без оглядки, а есть те, на ком ответственность за многих, и у нас нет права на ошибку и чувства, потому что за наши чувства и ошибки кровью платят другие.

— Ты понимаешь, — улыбнулся император. — Ты всегда это понимала, нежная моя.

Я промолчала, с болью глядя на него, и спросила:

— А после вы потеряли Дарику?

Знала эту историю, практически полностью, и все же… хотела услышать от него.

Араэден посмотрел на меня и тихо ответил:

— Их обеих.

В моем взгляде отчетливо промелькнуло непонимание — Мейлина, насколько я помню, была вполне себе жива и здорова, даже в убийстве Динара радостно участвовала.

— Не особо радостно, — резонно возразил кесарь. Вздохнул, складывалось ощущение, что говорить ему все сложнее, и пояснил: — Я был слишком не осмотрителен. В поисках способа возвращения домой, я заходил все дальше и дальше, оставляя Дарику и ее дочь на все больший срок. Это было ошибкой. Мне следовало взять их с собой, пусть путешествие уже не было легким для Дарики, но следовало, я знал, что человеческая стая уже давно лишь стая – для активации агрессии им не хватало лишь искры… Я знал это, но я не думал, что ТаЭрхадан столь быстро захватит власть. Я просчитался. Моя вина.

Это были очень смутные времена, просчитаться было не сложно.

— Не сложно, — усмехнулся кесарь, — но я рос как представитель высшей расы, и считал себя гораздо дальновиднее людей… Моя ошибка.

Он вздохнул и продолжил:

— Дарику убили на глазах Мейлины. И эта та боль и потеря, которую не излечить никаким временем, но последовавшее за произошедшим насилие, оставило не меньший шрам в ее душе. Когда я сумел добраться до Мейлины, от улыбчивой смешной девочки не осталось ничего… Я потерял их обеих, нежная моя, окончательно и безвозвратно.

Долгая пауза и кесарь добавил:

— Мейлина не хотела жить. Я пытался, объяснял, доказывал — она не хотела жить, а я не мог винить ее за это, вина была исключительно на мне. И тогда я дал обещание, что если она будет жить, в Рассветном мире больше не будет войн. Войн и сильных магов, способных поднять народ на восстание.

Я смотрела на кесаря, с диким пониманием случившегося, стремительно переворачивающим все мое представление об истории, о ситуации с подвластными королевствами. И от этого понимания ни на миг не становилось легче… только больней. Араэден отчетливо видел это, но все равно продолжил:

— Я захватил и объединил человеческие королевства, заключил мир с теми из орков, кто ограничивался определенными территориями — Степные, во главе которых тогда еще стоял не ТаШерр, Горные — живущие на севере и Лесные, твой шенге тогда был лишь младшим вождем. Алое пламя и его потомки выступили против. У них не было территорий, сильное племя алчущее земель, женщин и власти. Собственно ТаЭрхадан принадлежал к этой власти силы. Я никогда не жалел, что уничтожил их.

Мой взгляд кесарь встретил, не опустив собственного, он действительно никогда не жалел.

— Мейлина осталась на освобожденной территории, — произнес Араэден. — Она хотела лично проследить, чтобы те, кто убил ее мать, больше никогда не рождались. Следила… но каким-то образом пропустила момент рождения и перерождения Динара Грахсовена. Сначала пропустила, а после умоляла меня не трогать того, кто стал ей как сын. Это была та причина, по которой Динар остался жив после возвращения из Готмира.

Невольно вздрогнув, выпустила его руку, собственные руки сложила на груди, и достаточно враждебно спросила:

— А я?

Кесарь протянул ладонь, прикоснулся к моему колену, обтянутому мокрой тканью, и устало ответил: