Свет далекой звезды

— Да ты что! А почему?

— Догадайся.

— Нет, правда? Что… уже ждут?

— А то! Моя работа! Фирма веников не вяжет. Шурка меня крестным пригласил быть. Во как!

— А их родители что?

— Ты знаешь — ничего. Нормально восприняли. Шурка работать в фирме у отца будет. У того дела пошли в гору — иномарку недавно купил. Обещал им сначала гостинку, а там, говорит, посмотрим. Как жить будете.

— А их зарегистрируют? Им же еще нет восемнадцати.

— Справку из поликлиники покажут и зарегистрируют. Без проблем.

— Знаешь, я им завидую. Любят друг друга и уже ребеночка ждут. Счастливые!

— Кто тебе мешает? Давай.

— Ох, Гена! Ты в своем репертуаре. Не говори глупости, а то я рассержусь. А наши знают?

— Понятия не имею. Может, кто и знает. Какое это уже имеет значение? Скоро школу закончим, а там — у каждого своя дорога.

— Знаешь, я все Лизоньку вспоминаю. Сейчас ее малышу было бы три годика.

— Да. Он тоже умер, ты слышала? Ее парень.

— Да, слышала. Как все это ужасно! У меня до сих пор какое-то чувство вины перед ними. Будто я могла что-то сделать для них и не сделала. Будто смотрят они на меня… оттуда… и осуждают.

— Лена, да ты что! Ты-то при чем? Что ты могла для них сделать?

— Ну… может, надо было заступиться. Сказать, чтобы перестали над ними издеваться. Но не смотреть молча, как они… падают в пропасть.

— Да ты вспомни, сколько тебе тогда было лет! Седьмой класс! Ничего бы ты не сделала, и нечего себя казнить.

Лен, согласись, все-таки это я Шурку с Шурочкой свел. Теперь благодаря мне новый человек на Земле появится.

— Да, молодец.

— Можно, я тебя за это поцелую?

— Нет. Нельзя.

— Ну, что ж. Нет — так нет. На нет и суда нет.

И понурившись, он поплелся к себе. А Лена прислонилась лбом к холодному стеклу и стала глядеть в пустой двор. В воздухе кружились редкие снежинки. Падая на землю, они уже не таяли, и асфальт во дворе кое-где побелел. Небо было низким и беспросветно серым. И хотя было еще только четыре часа дня, оно темнело на глазах.

— Счастье, — грустно думала девушка. — Где ты? Какое ты, мое счастье? Почему не приходишь ко мне? И есть ли ты вообще?

В дверь позвонили. Это пришел Юра, Ольгин лицеист. Ему удалось-таки уговорить директора и педагогов. Юру не отчислили, и он стал буквально землю рыть, чтобы догнать одноклассников. На уроках сидел за первым столом и являл собой пример усердия и послушания. Ольга попросила дочку помочь мальчику, и теперь он чуть ли не каждый день приходил к ним домой позаниматься. Леночка терпеливо разъясняла ему основы математики, начиная с самых азов. И ее усилия в сочетании с его усердием стали приносить плоды — в журнале появились первые тройки. Причем не только по математике, но и по остальным предметам.

— Ты не очень-то радуйся, — охлаждала его Лена. — Тройка не оценка. С тройкой по математике ты ни в какой серьезный вуз не поступишь. Давай, занимайся дальше и побольше − чтобы к концу года четверки пошли. Есть же у тебя сила воли?

— Даже две! — заверял он. — Лена, вот увидишь, в одиннадцатом у меня троек вообще не будет. Может, тебе в магазин сбегать или бутылки сдать? Там во дворе пищит этот… который бутылки собирает. А ты потом мне поможешь домашнее задание сделать.

— Не надо в магазин. И бутылок у нас нет. Садись, занимайся. Ты не голодный? А то на пустой желудок заниматься бесполезно.

— Не, спасибо, я ел. Я же из дому.

Юра открыл тетрадь и погрузился в решение задачи. Он старался сидеть тихо, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не отвлекать Лену. Если вначале ему приходилось чуть ли каждую минуту обращаться к ней с вопросами, то теперь он это делал все реже и реже. Она была погружена в свой компьютер, а он в свои уроки, и никто никому не мешал.

Посидев около часа, Юра встал.

— Лена, у меня все ответы сошлись. Можно я буду приходить к тебе, когда не получается? А если сам решу, то не буду?

— Конечно, Юра. Позвони, что не придешь, чтобы я не ждала.

— Да у нас телефона нету.

— Тогда ладно. Приходи, когда надо. Я после уроков всегда дома.

А Маринка в это время грызла ручку, мучаясь над Диминым заказом. Заказные стихи у нее обычно получались плохо. Фразы были какими-то плоскими — не образы, а штампы. Стихи рождались неживыми, они не трогали ее душу, хотя заказчикам обычно нравились. Но ведь это был заказ Димы, значит, надо было постараться. Тем более, что песня конкурсная. А ему так хотелось победить.

Юноша объясняется девушке в любви. В первый раз. Он ни в чем не уверен. Потому что, когда он уверен, то… уже можно и не волноваться. Можно даже и не объясняться. Сразу приступать к делу. Тогда и писать не о чем. Нет, он ни в чем не уверен, и потому в его словах и боль, и страх, и преклонение − перед ее красотой. Да, она знает, какой будет эта песня. Все заслушаются. И он победит на этом конкурсе, обязательно победит.

Вдохновение, наконец, нахлынуло на нее, и она принялась быстро писать. Мысли опережали руку, поэтому она стала записывать только обрывки слов — потом разберется. Строки свободно рождались в мозгу. Она писала, наслаждаясь созданными ею образами, рифмами, самими словами, которые предстояло озвучить ее любимому.