Свет далекой звезды

И он стал прощаться с ней. Вспоминал дни, проведенные вместе, — и все прощался, прощался. С каждой встречей, с каждой улыбкой, с каждым взглядом, с каждым поцелуем. Долго прощался — день за днем, неделю за неделей.

В одно из воскресений сентября он стоял на полюбившемся ему мосту и смотрел вниз, в затягивающую пустоту. Нет, он не собирался туда бросаться. Во-первых, родителей жалко. Во-вторых, — а зачем? Все равно жизнь сама когда-нибудь кончится. И потом — интересно же посмотреть, чем она будет заполнена. Самое плохое с ним уже случилось — хуже ничего быть не может. Теперь надо посмотреть, что будет в жизни хорошего. Ведь не может в ней быть только плохое — так не бывает.

Он стоял и смотрел, ничего не замечая вокруг, весь погруженный в свои мысли. Его поза сильно не нравилась постовому милиционеру, давно наблюдавшему за ним.

— Прыгнет, не прыгнет? — гадал милиционер. — Вроде, непохож на самоубийцу. А там — бес знает, что у него на уме. Подойти, проверить документы, что ли?

Прохладная ладошка ухватилась за Димин локоть. Он повернул голову. Маринка! Верный оруженосец. Беспокоится о нем — любящая душа.

— Камешек попал в кроссовку, — жалобно сказала она, стоя на одной ножке. — Вытряхиваю, вытряхиваю, а он все колется.

Опираясь на его руку, она сняла расшнурованную кроссовку и стала вытряхивать зловредный камешек. Потом нагнулась, чтобы зашнуровать.

Дима присел, отобрал у нее шнурки и стал неспешно продевать их в круглые дырочки. Она села на пятую точку и погладила его руку в светлых волосках.

Я могу сделать ее самой счастливой на свете! — думал Дима, зашнуровывая кроссовку. Это в моих силах. И, может быть, она поделится своим счастьем со мной. Сделать счастливым другого — это много. Надо попробовать — а вдруг получится?

— Молодые люди, что вы здесь делаете? — Милиционер, наконец, решил подойти к ним.

— Мариночка, выходи за меня замуж, — предложил Дима. — Обещаю быть тебе хорошим мужем.

— О, Димочка! — только и смогла вымолвить потрясенная Маринка. — Димочка, любимый мой.

— Молодые люди, вы что, не слышите: к вам обращаются! — начал сердиться милиционер. — Ну-ка встаньте! Ваши документы!

— Все в порядке, генерал, — улыбнулся ему Дима. — Мы уходим. Нас уже здесь нет.

И поднял руку, останавливая такси.

— Димочка, поехали ко мне, — предложила Маринка, еще не до конца поверившая в свое счастье. — Родители на даче, вернутся через два дня. Оставайся у меня, а завтра вместе пойдем в институт.

— Все, как ты хочешь. Хоть навсегда, — отозвался он, обнимая ее за плечи. — Вези, ездовой, нас на Соборный, а когда освободишься, выпей за наше счастье.

И положил на колено водителю крупную купюру.

У Маринки тряслись руки, когда она пыталась вставить ключ в замок. Ключ никак не вставлялся. Тогда он отобрал его и сам открыл дверь. И сам запер.

— О, Димочка! — простонала Маринка, встав на цыпочки и целуя его в подбородок. — Неужели это правда? Я столько раз обнимала тебя во сне! Неужели это наяву? Ты не исчезнешь сейчас?

— Не исчезну, — пообещал он, беря ее на руки. — Теперь уже не исчезну. Теперь я твой навсегда.

Вновь, как тогда в его комнате, она оказалась в горизонтальном положении, придавленная тяжестью любимого тела. Его ресницы пощекотали ее щеку. А вот и его губы — они целуют ее, как тогда. О, как сладостен их поцелуй!

Слезы счастья текли по ее лицу, мешая ей смотреть на него. Она улыбалась Диме, вытирая их ладошками, а они все текли и текли.

— Можно? — шепнул он ей на ушко.

— О, Димочка! Я — твое отражение, я — твое продолжение! Я — исполнение всех твоих желаний! Тебе можно все — только тебе одному!

Солнечный луч пробился сквозь занавеску и лег на ее лицо. Это Генина душа, прощенная богом, взглянула на них с небес и улыбнулась им. Ведь души не умеют ненавидеть — они могут только любить.

Вернувшиеся через два дня Маринкины родители испытали легкое потрясение. На звонок им открыл дверь… Дима. Их дочь с блаженной улыбкой стояла сзади, обнимая изменника.

— Явился? — сурово бросил отец. — Надолго ли?

— Как получится, — нахально ответил "изменник". — Как примете. Мои родители настаивают, чтобы мы жили у них.

— Что значит — жили? — возмутился отец. — На правах кого она будет жить у тебя? У нее что — дома нет?

— На правах жены. Ее дом теперь там, где мой.

— Вы уже поженились? — потрясенно спросила мать. — Когда ж вы успели?

— Мамочка, ты же сама всегда говорила — дурное дело нехитрое! — засмеялась Маринка. — Мы уже все успели. Ругайтесь — не ругайтесь, но Дима — мой муж. Пока гражданский. Пока не зарегистрируемся. Но жить теперь мы будем вместе.

— А свадьба? Как то это… не по-людски.

— Ну, свадьба — это ваша забота. Нам она и даром не нужна. Да, Димочка?

— Ты не совсем права, дорогая, — ответил Дима, целуя ее, — родителям тоже надо сделать приятное. Если хотят, пусть играют.

— Хватит лизаться! — рассердился отец. — Постеснялись бы! Мать, где там у тебя пузырь припрятан? Надо же как-то отметить это дело.