Свет далекой звезды

Оля разработала тесты, позволявшие сразу найти наиболее слабые звенья в их знаниях. После ее выступления на Ученом совете ректор лично обратился к Оле с просьбой создать методические пособия для ликвидации этих пробелов и обещал всяческую помощь. Он прикрепил к ней двух аспирантов первого года обучения − и они дружно принялись за дело.

Первые тоненькие методички вышли в институтской типографии перед Олиной защитой и мгновенно разошлись среди студентов. Из библиотеки их стащили в первый же день, да так и не вернули. За ними гонялись, их переписывали от руки, делали копии. К Оле обратились два доцента с просьбой достать методички для их деток. Но у нее самой осталось всего по одному экземпляру.

Защита диссертации прошла на "ура". Приехавшие из столицы оппоненты дружно признали Олину работу заслуживающей ученой степени доктора наук. Позже один солидный журнал посвятил этому событию целую статью. Олин доклад произвел неизгладимое впечатление на всех присутствующих.

— У этой девушки редкий аналитический ум! — провозгласил академик из дружественного вуза. — Более оригинального подхода к решению столь сложной проблемы я не встречал. Обещаю лично ходатайствовать перед ВАК о присвоении соискательнице звания доктора наук.

За это предложение Ученый совет проголосовал единогласно. Ни одного черного шара.

Во время голосования Оле передали записку. В ней незнакомый ректор одного периферийного вуза предлагал ей кафедру, квартиру и очень приличную зарплату. Оказалось, он специально приехал на ее защиту.

У него, наверно, плохо со зрением, подумала девушка. Или, может, он считает, что я такая толстая от природы?

Шеф ликовал. Еще бы — его аспирантка после защиты кандидатской диссертации стала доктором наук! В двадцать четыре года! Небывалый успех. Правда, нужно еще дождаться утверждения ВАКа − но там его друзья обещали "кричать" за Олю. Поэтому он не сомневался в положительном решении.

На защите было полно студентов, − ведь по традиции туда пускали всех желающих. Они устроили Оле настоящую овацию. В верхнем ряду амфитеатра сидела мама и вытирала слезы радости.

Отец на защиту не пришел.

Банкета Оля высидеть не смогла. От выпивки она категорически отказалась. Дождавшись удобного момента, девушка незаметно выскользнула из-за стола и потихоньку покинула банкетный зал. С трудом добравшись до дома, она упала на кровать. Поясница разламывалась, перед глазами плыли зеленые и черные круги. Острая тревога за ребенка терзала ее.

— Идиотка! — проклинала она себя. — Зачем был нужен этот банкет? Сразу надо было ехать домой. Можно было и не дожидаться голосования. Ничего бы это не изменило. А теперь что будет?

— Серго! — в отчаянии обратилась Оля к тому, кто был и остался для нее всем, — попроси бога, чтобы с малышом нашим ничего плохого не случилось. Я больше не буду. Теперь все! Теперь только он! Только о нем будут все мои мысли. Помоги, милый!

И услышала:

— Я попрошу, дорогая. Не тревожься. Все будет хорошо. Ведь я с тобой.

В комнату заглянула испуганная хозяйка:

— Оленька, вам плохо? Я "Скорую” вызову.

"Скорая" примчалась быстро. Молодой врач успокоил Олю:

— Ничего страшного. С ребенком все в порядке. Но больше так не переутомляйтесь. А завтра — непременно в консультацию.

Так начался у Оли декретный отпуск. Только два часа в день она позволяла себе работать над методичками, − остальное время занимали неспешные прогулки с мамой или Юлькой, дневной сон и никаких волнений. Иногда на прогулках ее сопровождала квартирная хозяйка Фаина Степановна. Она привязалась к Оле всей душой. А узнав о ее беременности, пришла в восторг.

— Уж как я мечтала с лялечкой понянчиться! — вздыхала она. — Своих Бог не дал, а так хотелось! Хоть на вашего, Оленька, дитенка погляжу да на ручках поношу. Вы пойдете в сентябре работать, а я с ним буду сидеть. И не думайте ни о какой оплате — мне это в радость.

Хозяйка подружилась и с Олиной мамой. Попивая вместе чай, они строили планы на будущее: как Оля станет работать, а они внука будут смотреть. И никаких яслей, ни-ни!

Дома матери было невмоготу. Отец стал невыносимо груб с ней. Прежде такой выдержанный, он теперь срывался в крик из-за каждого пустяка. Об Оле он не мог слышать. Даже ее успех на защите не смягчил его.

— Она не должна была так поступать! — кричал он. — Я ее вырастил, выучил, я ей все дал! А она? Как она отблагодарила меня? С грузином! Как последняя б… — И он грязно ругался. — Нет у меня дочери и не говори мне о ней!

Откуда эта ненависть к людям другой национальности? − думала Оля. Какая темная сила превращает, казалась бы, нормального современного человека в неандертальца? Ведь это дикость, атавизм! Взять хотя бы моего отца. Почему этот начитанный умный мужчина, коммунист, член партии, провозглашающей равенство всех наций, от одной мысли, что его дочь отдалась грузинскому парню, превратился в озверевшего куклуксклановца − готового вздернуть этого парня на первом попавшемся суку? И ведь вздернул бы, будь его воля. Ладно, если бы причина в разных религиях. Но ведь он атеист.