Я понял, что наши продюсеры не теряли времени. Бобби подтвердил, что Тони и Марк оставили ему сообщение. Оказалось, что Бобби уже пообещал Эли помощь во время разговора в палатке.
Я ухмылялся, как ребенок с полными руками конфет.
Тогда Бобби сказал, что любой полицейский в городе ухватится сейчас за любую возможность получить хорошее освещение в прессе – учитывая, что общество довольно сурово настроено по отношению к полиции, – поскольку Эли заверил его, что мужчины и женщины в форме заслужат уважение и восхищение, если все увидят на первых в истории съемках полнометражного фильма в городе Мажестик, что они не относятся к себе слишком серьезно.
Бобби выразил беспокойство по поводу возможного нелестного изображения местной полиции. Я удивился, что Эли, похоже, довольно подробно описал ему сюжет, но почувствовал необходимость разуверить его, поскольку он так чутко ко мне отнесся.
– В нашем фильме нет хороших и плохих, – сказал я, и подчеркнул, что даже в отношении чудовища верно было бы говорить не «или-или», а «и то, и другое». Мне показалось важным донести до Бобби, что в нашем кинематографическом мире нет разделения на черное и белое. Мы честно показываем людей целиком, как светлую, так и теневую сторону каждого. Он кивнул, и я добавил, что вся история уходит корнями глубоко в юнгианскую психологию и является в какой-то мере посвящением Вам, Карл. По крайней мере, моей попыткой посвящения.
Бобби вежливо улыбнулся и поблагодарил меня за то, что я держусь подальше от Вашего дома, поскольку он в последнее время не замечал меня ходящим взад-вперед мимо него. Потом мы минуту посидели, потягивая ледяной чай из запотевших стаканов, и Бобби сказал, что ему пора снова исполнять свои обязанности на улицах Мажестика. Он надел фуражку и принес свои извинения.
Джилл пошла обратно в «Кружку», а я вышел к палатке, но не стал расспрашивать Эли, о чем они говорили с Бобби. Я также не упомянул, что заручился согласием всей полиции города Мажестик на участие в нашем фильме. Вместо этого я улегся с ним рядом и сказал:
– Хочешь, поговорим о твоей матери?
Он не ответил, и тогда я стал рассказывать ему о своей матери, упомянув многое как из того, что мы разбирали на наших встречах, так и из того, что я изложил в этих письмах. Я нарочно не смотрел на него, потому что боялся, что в противном случае не смогу продолжать, но я чувствовал, что он внимательно слушает, впитывает в себя мои слова. И что-то в глубине моей души подсказывало мне, что таким образом я проявляю о мальчике заботу, предоставляя ему в точности то, в чем он в этот момент нуждался, развеивая его одиночество.
Когда я выговорился, Эли сказал:
– Почему они нас не любят? В смысле, наши мамы.
– Невозможно давать то, чего у тебя нет, – ответил я. Мы немного полежали, ощущая на себе тяжесть этой истины.
Потом Эли сказал:
– Но ведь у других есть любящие мамы. У большинства людей, которых я знаю, мамы по крайней мере сносные. Нам что, просто не повезло?
Я не совсем понимал, как на это можно ответить, поэтому промолчал.
– Мама заставляла Джейкоба красить губы и надевать платье, когда мы были маленькие. В качестве наказания, – сказал Эли, снова давая мне понять, что его мать, разумеется, и с ним обращалась похожим образом.
Потом он добавил:
– Я не такой, как Джейкоб.
В промежутках между словами этого утверждения таился невысказанный вопрос. Я ответил на него вот как:
– Нет, ты полная противоположность. Его тень.
Я догадывался, что Эли не полностью осознавал, что я имел в виду под «тенью», поскольку он не встречался с Вами по два часа каждую пятницу на протяжении четырнадцати месяцев. Но он не попросил меня объясниться, так что я и не стал.
Через какое-то время мы перебрались к Дарси в кабинет и принялись за изготовление сценария с водяными знаками, что заняло у нас удивительно много времени, потому что каждую копию необходимо было готовить отдельно, и мой старенький компьютер начал сбоить. Зато весь этот процесс отвлек нас от мрачных мыслей о темных матерях и братьях-убийцах.
Не успели мы оглянуться, как Джилл вернулась со смены и принесла макарон в соусе песто. Тогда мы расселись за столом в столовой и принялись за еду.
После ужина стало понятно, что у нас недостаточно бумаги, и работу пришлось отложить до утра. Потом кончились чернила. Потом оказалось, что нужны большие плотные конверты. Пару дней мы, казалось, только тем и занимались, что бегали между домом и писчебумажным магазином. Наконец каждому Выжившему был подготовлен отдельный конверт, на котором мы надписали имя и вложили внутрь копию сценария с правильным водяным знаком.
Вы наверняка уже получили свою копию сценария, помеченную Вашим полным именем.