Вспомнились и все те разы, когда мне было плохо, тяжело, нужна была поддержка, а он даже трубку не брал. А если и отвечал, говорил что-нибудь вроде «ну у всех так» и как правило поспешно находил тысячи причин, по которым не мог не то, что приехать, разговаривать по телефону.
Все, что между нами было – унизительно. Я знаю, сама дура, я позволила ему быть со мной таким. Мне просто так хотелось верить…
Но это было в прошлом. Я уже пережила самый острый период нашего разрыва, с головой уйдя во все, что угодно, только чтобы не вспоминать. Однако то, что я видела перед собой сейчас, меня буквально раздавило.
Стало так больно, так неприятно, так… обидно. Я закусила нижнюю губу, которая предательски задрожала.
Видеть, как мой бывший пляшет на задних лапках перед своей новой… девушкой было… уничтожительно больно. Несмотря на все мои попытки забыть обо всем, как о страшном сне, пережить этот разрыв я так как следует и не смогла, ведь прошло-то еще совсем ничего. А он… он…
Казалось, хуже быть не могло, но этот блондинозавр завернул направо и отправился в мою сторону. Мне нужно было убежать, попытаться спрятаться, сделать все, что угодно, но я могла только стоять и приближать неизбежное столкновение.
В конце концов его синие глаза увидели меня, и… и ничего. В них ничего не было. Ни сожаления, ни чувства вины, ни жалости. Он просто смотрел на меня и шел навстречу. В какой-то момент я даже увидела в его взгляде толику превосходства и это меня окончательно убило.
Никогда не любила играть в эти игры «кто первым пережил разрыв и справился с собой, найдя другого\другую», но Лешка был именно таким. Оказывается. И мне в этот самый момент захотелось прикрыться щитом, чтобы только он не видел той невыносимой боли в моих глазах, которая неизбежно вспыхивала при каждом новом взгляде на него.
У меня не было ничего, только я одна. Раздавленная, разбитая, уничтоженная…
Голова закружилась, захотелось просто сбежать, исчезнуть, испариться, самоуничтожиться…
В следующее мгновение я вздрогнула и поняла, что вовсе не от того, что Лешка смотрит, а от того, что чьи-то руки нежно обняли меня сзади.
– Любимая, – ласково позвал меня Бельский на удивление нормальным голосом, когда Лешка со своей фифой приблизились на достаточное расстояние, чтобы услышать его. – В какой ювелирный ты хочешь пойти выбирать тебе обручальное кольцо?
Сейчас я была не способна взбрыкнуть и двинуть Бельскому так, чтобы он летел до статуи Свободы. Но то, что я вдруг заметила в глазах Лешки, меня поразило. Он весь напрягся, скривился и глянул на Бельского с таким лицом, как будто отнимали его любимую игрушку, он что… ревновал? Этот, с позволения сказать, жук навозный полагал (я для разнообразия не о Бельском), что я сижу и слезы лью по нему?
Признаю, я переживала. Сильно переживала. Но не до стенаний и завываний. То есть сначала так и было, но не сейчас. Он что? Действительно считает меня настолько жалкой? Почему-то вместо отчаяния пришла злость. Даже не так – в этот момент я поняла, что у меня появился шанс. Странный, надо сказать, но все-таки шанс.
Я сделала глубокий вздох и выдохнула все свое отчаяние, в следующую секунду улыбнувшись, словно и не было никаких обид. Изображать, будто все в порядке, у меня получалось лучше всего. Развернувшись к Бельскому, я положила руки ему на плечи.
– Любимый, – подчеркнуто громко обратилась к нему я. Как ни странно, Бельский и выглядел на удивление нормальным. Даже его самодовольная улыбка куда-то делась. А он, оказывается, умел носить маски. – Я пойду, куда ты захочешь. Главное, чтобы мы успели заехать домой, и ты подготовился к футбольному матчу, на который ты собирался с друзьями сегодня.
Боковым зрением я заметила, как Лешка замер в двух шагах от нас и прислушался. Даже его блондинистая подружка задержалась.
Да-да, я помнила прекрасно обо всех его увлечениях, о том, как он любил футбол и о том, как я просила его хотя бы написать мне, что он не вернется домой, а пойдет кутить со своими друзьями.
Иногда он просто вваливался в дом с толпой мужиков под утро и требовал, чтобы я всех накормила. Меня это жутко раздражало, но больше пугало, ведь они все были не трезвые и сильно буйные. А Лешка, протрезвев, мне вечно выговаривал, мол, какого черта я не могла просто радоваться, что он вообще пришел.
Ну, раз такова была твоя мечта…
– И да, кстати! – Просияла я. – Если ты снова выпьешь слишком много и вернешься усталый под утро с друзьями, я буду ждать тебя с завтраком.
Лешка выронил пакеты из рук, а Бельский чуть не выдал нас с потрохами, дернув глазом. Похоже, он просто не понял, к чему это я, но не стал уточнять. Быстро сообразил, что это часть «плана» и, расплывшись в самой тупейшей улыбке влюбленного по уши идиота (в самого себя, конечно, но со стороны выглядело как будто в меня), добавил:
– Мне несказанно повезло с тобой, моя красавица, – просиял он.