Свет и время. Размышления на границе естествознания и Богопознания

Для большинства людей само собой разумеется, что музыкальная пьеса одинаково звучит для всех слушателей и в передних, и в задних рядах. Акустические измерения с этим не согласны. И тут опять выручает способность слуха приспосабливаться не только к характеру отдельных звуков, но и к их соотношениям.

Далее, известно, что мелодия не меняется, если ее транспонировать в другой ключ. Значит, не отдельные тона и их частоты задают мелодию. Главным является соотношение соседних звуков и способ их размещения в целом. Это и есть мелодия, которую мы слышим. Мы видим, что зрению и слуху присуща общая особенность, которая стала главным объектом изучения в гештальт-психологии, одном из направлений в психологической науке. Его сторонники считают, что наши чувственные восприятия не сводятся к пассивным, механическим усвоениям отдельных впечатлений, как полагали ранее. Наоборот, восприятие — это активный органический процесс. Мы воспринимаем целостность, и эта целостность (гештальт) всегда больше суммы своих отдельных компонентов. Возможность отдельных элементов определяется не только их собственной ценностью, но и их соотношением в целом. Целостность — важнейшее качество не только чувственного восприятия, но всей жизни организма. Тело и душа действуют как целое, а не по отдельности. Мозг — органическое целое, а не сборище специализированных отделов, порознь занятых кто зрением, кто слухом и так далее.

Психология часто пользуется термином восприятие. Восприятием можно назвать познание ближайших предметов и событий посредством органов чувств, но восприятие — это не сумма моментальных известных впечатлений, а умственный акт, в котором чувственные данные приводятся в соответствие с прошлым опытом и становятся частью целого.

Восприятие действует избирательно. Из массы внешних воздействий только некоторые окажутся замеченными нашим сознанием. После этого они перерабатываются, а потом осмысляются и переживаются в соответствии с нашим состоянием, настроением и ожиданиями. Если кто-то начитался страшных историй, то для него всякий, бегущий за автобусом, будет беглым преступником, а белье на веревке темной ночью покажется привидением.

Весьма интересно, что так называемое предпороговое восприятие, то есть те воздействия на чувства, которые наше сознание не отмечает (поскольку их интенсивность или длительность находится ниже порога сознательного восприятия), похоже, оказывает заметное воздействие на наши мнения и поступки.

Итак, в целом, наши чувства вполне пригодны для ориентирования в окружающем мире. С их помощью мы можем жить вполне благополучно. Пусть им и свойственна немалая ограниченность, но ведь и у нее есть свои достоинства. Разве не приятней, различая обычные звуки, ноты и мелодии, не замечать массы высокочастотных визгов и писков, наполняющих все вокруг? Как бы они нас раздражали и утомляли!

Что со слухом, то и со зрением. При способности усваивать излучения более длинноволновые, чем обычный свет, например, с длиной волны от 1 мм и больше, мы не могли бы различать мелкие предметы, вроде карандаша или проведенных им линий. Мы спотыкались бы о провода и ветки, да и вообще все вокруг стало бы смутным и неясным. А обретя способность видеть коротковолновые лучи (при большой разрушающей способности), мы задрожали бы от брезгливости, увидев массу пылинок вокруг себя и на еде или множество мелкой живности, кишащей в чистой питьевой воде.

Итак, впору подумать, что самое важное и удивительное свойство наших чувств — это как раз их ограниченность. Они чувствительны именно в той части волновых спектров, в которой создается прекрасная и согласная картина внешнего мира. Можно ли забыть снежные горы под ярким солнцем, покрытые зеленью склоны холмов, тихие воды и пенистые стремнины, скалы и острова в океанском прибое, извилистые фьорды, поющих птиц, детские улыбки и яркие цветы?

Так случайно ли то, что наше зрение и слух усваивают именно те колебания, в чьей передаче мир так прекрасен или же за этим таится некий замысел?

И все же наши чувства не позволяют нам проникнуть в глубины действительности. Мы, конечно, можем их укрепить и продолжить с помощью приборов и инструментов. Но и в этом не так много пользы. Сущность наших чувственных восприятий останется неизменной. Изучение наших органов чувств показывает нам общечеловеческую ограниченность.

Необходимо примириться с фактом, что мы не в силах вообразить того, что не воспринимаемо нашими чувствами. Например, слепому от рождения не объяснишь, что такое красный цвет. Можно часами рассуждать с ним о разных цветах, но толку все равно не будет. Слепой не может пережить цвет, пока он лишен того чувства, которое позволяет переживать цветовые впечатления. Но ведь и мы, зрячие, настолько же неспособны составить представление в вещах или явлениях, принадлежащих к иной действительности, чем та, что мы осязаем, видим, слышим и так далее.