Новое чувство захватило Коннора, и он радовался ему. Правда, он опять попытался протестовать – по привычке, но не сумел. Коннор не мог врать той, кто читала его мысли.
“Когда я увидела тебя в первый раз, – продолжала она, – то была совершенно очарована. Но об этом я уже говорила, так? Я впервые в жизни гордилась тем, что и я – оборотень. А ты?”
Коннор смутился. Он ещё не перестал всхлипывать – нет, уже перестал.
Теперь, когда в него вливались её тепло и страсть, когда руки Галии обнимали его, мысли её читались ясно, как свои. И было невозможно устоять перед искушением.
“Кажется, и я горжусь, – отозвался Коннор. – Но лишь отчасти. А в остальном…”
“О чём ты говоришь? – перебила она, стараясь уберечь его от мрачных мыслей. – О нашей истории? О драконшах?”
“Нет. О том, чего ты ещё не понимаешь. О том, что присуще натуре зверя. – Даже теперь Коннор боялся полностью открыться ей. – Давай не будем об этом, Галия “.
“Расскажи мне всё”, – попросила Галия.
“Нет. Я помню о том, что произошло давным-давно, когда мне было четыре года. Радуйся, что ты можешь выбрать, в какого зверя будешь превращаться”.
“Коннор, прошу тебя”, – повторила она.
“Тебе же ненавистна звериная жестокость, – возразил он. – Помнишь, как ты отдёрнула руку, когда коснулась моего плеча в ахтовом зале?”
“В ахтовом зале?” – Галия задумалась.
Коннор мрачно ждал, будучи уверенным, что воспоминания опять пробудят в ней отвращение. Но не дождался. Вместо отвращения возникло неудержимое влечение, которое она еле сдерживала.
Галия вновь радостно рассмеялась:
“Коннор, я отдёрнула руку не потому, что мне было неприятно. Я сделала это потому, что… – Она умолкла, затем смущённо выпалила: – Мне просто хотелось приласкать тебя!”
“Приласкать?”
“Твоя шерсть оказалась такой мягкой, прикасаться к ней было приятно, как к бархату. И мне хотелось… провести по ней рукой – вот так. – Она провела рукой вверх и вниз по его спине. – Я ничего не могла с собой поделать. Но я понимала, что это опасно, что ты можешь кинуться на меня, вот и отдёрнула ладонь. – Она смущённо умолкла, но тут же засмеялась. – А теперь объясни, чего ты стыдишься”.
Коннору стало жарко, он не сомневался, что его лицо горит. Ладно, что Галия его не видит. Жаль, что ему никогда не удастся признаться ей: он был бы очень рад, если бы она приласкала его…
“В конце концов, я же кошка”, – вспомнил он и снова удивился, услышав её смешок.
“Значит, при таком тесном контакте ничего нельзя утаить”, – догадался Коннор.
Чтобы скрыть смущение, он заговорил вслух:
– Я стыжусь того, что происходило в те времена, когда я жил в первой семье, куда отдал меня Круг Рассвета. Тогда я подолгу оставался наполовину пантерой, наполовину ребёнком. Так мне было проще, а мои приёмные родители не возражали.
– Я тоже не была бы против, – отозвалась Галия. – В таком виде ты прекрасен.
– Однажды, когда я сидел на коленях у моего приёмного отца, а он читал мне сказку, меня вдруг что-то испугало – какой-то шум на улице, может быть, гудок машины. Я сорвался с места и спрятался под стол.
Коннор сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Он почувствовал, как Галия крепче обняла его.
– А затем… приёмный отец пытался меня успокоить. Но я не мог думать ни о чём, кроме опасности, мне было очень страшно. И я накинулся на него, выпустив когти, – в то время я мог выпускать и втягивать их, – и был готов сделать что угодно, только бы удрать…
Он опять замолчал. Воспоминания были очень мучительными.
– Его пришлось отвезти в больницу. Не помню, сколько швов наложили на его лицо. Зато мне отчётливо запомнилось, как меня отдали в другую семью. Я не виню первых приёмных родителей, отказавшихся от меня. Мне всегда хотелось попросить прощения у того мужчины.
Коннор умолк, словно израсходовал все силы. Слышалось только дыхание Галии, и почему-то эти размеренные звуки успокаивали его.
Наконец она тихо спросила:
– И это всё?
Вздрогнув, Коннор поднял голову и в удивлении переспросил:
– А разве этого мало?
– Коннор… ты же был ребёнком. И никому не хотел зла. Просто вышел несчастный случай. Ты напрасно винишь себя.
– Нет, не напрасно. Если бы я не поддался инстинктам…
– Но это ведь нелепо. Обычные дети постоянно делают глупости. Ты станешь винить четырёхлетнюю малышку, упавшую в бассейн, за то, что взрослый человек утонул, спасая её?
Коннор доверчиво положил голову на её плечо:
– Конечно, не стану.
– Тогда почему ты упрекаешь себя за то, в чём нет твоей вины?
Коннор не ответил, но ему показалось, словно с его плеч свалилась тяжёлая ноша. Галия не винит его. Возможно, она права? Коннор всегда раскаивался, всегда помнил о произошедшем, но, выходит, ему нечего стыдиться. Он покрепче обнял её.
“Спасибо тебе”, – проговорил он про себя.
“О, Коннор… Ты замечательный! Ты… само совершенство”.
Пару минут Коннор молчал, а затем мысленно обратился к любимой:
“Галия, когда придёт время, выбери облик какого-то доброго животного”.
“А я думала, ты считаешь, что каждый оборотень должен быть воином”, – откликнулась она едва слышно.
“Некоторым это ни к чему”.