Свет, который мы потеряли

Готовясь к велопробегу в честь дня рождения Даррена, мы купили две подседельные сумки, по три пары велосипедных шорт на каждого и заказали номера в гостиницах Сейвилла и Саутгемптона – ночевку с завтраком. Отпраздновать решили пораньше, а велопробег устроить в выходные, на День поминовения. На лето мы сняли часть дома в Монтоке, в нем и рассчитывали провести последнюю ночь велопробега и потом на поезде вернуться домой. Все складывалось идеально, как Даррен и любил. В конце марта начали тренироваться, катаясь до Уэстчестера, или через мост Джорджа Вашингтона, или же в сторону Кони-Айленда. Даррен распорядился упаковать в велосипедные сумки еду, одеяла и воду, чтобы устраивать по дороге импровизированные пикнички, а заодно нагрузить велосипеды, тем самым приблизив тренировки к реальным условиям велопробега. Последний маршрут пролегал через Бруклинский мост на Манхэттен, а потом – до самого Клойстерса. День выдался великолепный, солнечный, но не жаркий, мы крутили педали и хохотали по каждому пустячному поводу, и если я стала бы сейчас все пересказывать, это вовсе не показалось бы тебе смешным.

– Как мне все-таки повезло, что я встретил тебя, – сказал Даррен, когда мы вернулись домой.

– Обоим повезло, – отозвалась я, – мы с тобой оба нашли друг друга.

И в тот миг мы действительно это чувствовали. Так и было на самом деле.

В утро, когда мы собрались выезжать, я встала пораньше. При воспоминании о нашей последней долгой тренировке меня охватило приятное волнение, хотя на душе было чуть-чуть тревожно. Нам с Дарреном предстояло довольно долго пробыть вместе, столь долго еще не приходилось. Мне казалось, что для нас это – своеобразный испытательный пробег и от него зависит наше будущее. А что, если нам надоест быть вместе, если мы устанем друг от друга до тошноты? И более того, если не надоест – что тогда?

Но тут проснулся Даррен, перевернулся на другой бок, и наши головы оказались на одной подушке.

– Как я тебе благодарен за то, что едешь со мной, – прошептал он. – Все будет великолепно. И я вот что еще хочу сказать: если понадобится остановиться и отдохнуть или вдруг захочется на поезде прокатиться, не переживай, это нормально. Жилы рвать не станем, договорились?

У меня отлегло от сердца.

– Ничего, как-нибудь справимся, – сказала я и поцеловала его.

В первый день все шло хорошо, ехали весело, хотя после тридцати миль стало слегка тоскливо. Невозможно поговорить нормально! Крутишь педали, и только. Даррен ехал впереди, он знал маршрут, а я – за ним, разглядывая его спину, изучая футболку, следя за частотой движения ног. Напевала про себя песенки, чтобы не скучать.

– Привал! – вдруг объявил он. – Время обеда.

Перед отъездом он приготовил десять бутербродов с арахисовым маслом и ягодным желе. Мне он выдал помягче, с арахисовым маслом, хрустящие взял себе. А желе мы оба любили, земляничное больше всего.

– Да позволит ли госпожа моя, – поинтересовался он, когда мы съехали на обочину и побросали велосипеды на траву, – привлечь ее внимание бутербродом? Или лучше двумя?

Я сладко потянулась и рассмеялась:

– Пока одного хватит.

Мы сняли шлемы, велоперчатки, сполоснули руки и сели перекусить.

– Перекур с дремотой? – спросил он, откидываясь на спину и кладя голову на подседельную сумку.

– С дремотой, – подтвердила я, кладя голову ему на грудь.

– Поразительно, – продолжал он, – я когда-нибудь говорил тебе, что в прошлом году в день рождения я загадал желание: встретить потрясающую девушку, чтобы была красива, отважна, умна и с чувством юмора… и вдруг, не прошло и трех месяцев, встречаю ее в этом доме на берегу моря, а?

Я села, мне хотелось видеть его лицо.

– Послушай, если твои желания обладают такой силой, будь с ними в этом году поосторожней.

– Ой, а я уже задумал.

– Кто бы сомневался, – улыбнулась я.

– Но тебе не скажу, а то не исполнится, – засмеялся он.

– Правильно. Держи в секрете.

Он пригладил мои вихры:

– Приготовься, к вечеру у нас попы будут болеть. Но я прихватил минеральный лед и ибупрофен. И вазелин для попы. Если сильно натрем.

– Что? – не поняла я.

– Мне бы не хотелось крутить педали с натертой попой, вот что.

Он посмотрел на меня застенчиво, и я сразу представила, каким он был в шести-, восьми- и тринадцатилетнем возрасте. Мне показалось, что в этом взгляде я увидела всю его жизнь. Он был такой милый тогда, и мое сердце переполнилось нежностью.

– Я люблю тебя, – сказала я.

В первый раз я сказала ему это. А он посмотрел мне в глаза, секунду помолчал, улыбнулся.

– И я тебя люблю. Очень. – Потом он поднялся и поцеловал меня. – Хочешь, открою тайну? – (Я кивнула, хотя понятия не имела, что он собирается сказать.) – Я давно уже тебя люблю. С того самого дня, как мы стали ходить на эти смешные уроки танцев, помнишь? Тогда я тебя и полюбил.

– А почему не сказал?

– Отпугнуть боялся.

Его искренность стала глотком прохладной воды. Она была обезоруживающей. Я снова поцеловала его, на этот раз за то, что он был прав. Он бы действительно тогда отпугнул меня.