Свет, который мы потеряли

– Как думаешь, какое жилье подыскивать? – спросил Даррен, беря с кофейного столика ручку и листок бумаги.

Разговор происходил в его квартире. Впрочем, мы с ним по большей части проводили время в его квартире. Наверное, потому, что она была больше и до метро ближе. Да и для Энни у него имелась собачья кроватка. Энни ее очень любила, но она была велика, чтобы каждый раз таскать ее из одной квартиры в другую, а покупать еще одну – дороговато.

– С посудомоечной машиной, – ответила я, водрузив ноги в носках на столик. – Светлое. И большое, на сколько денег хватит.

Он кивал, быстро записывая.

– Добавляю: недалеко от метро, с хорошими ресторанами и магазинами поблизости и с двумя спальнями.

– Двумя спальнями? – удивилась я, и ноги мои сами собой упали со столика на пол.

– Хм, одна для гостей, – пояснил он, не глядя на меня.

Но я почему-то подумала о детях. Съезжаться с Дарреном – это совсем не то, что съезжаться с тобой. Тут дело намного серьезней. Было такое чувство, будто мы брали обязательства друг перед другом. Словно делали еще один шаг к обручению.

В выходные мы ходили смотреть варианты жилья. Даррен ни за что не позволил бы нам поселиться в квартире, которая, по его мнению, не идеальна. Агент по недвижимости готов был нас убить.

– Думаю, это то, что надо, – заявила я Даррену в одно апрельское воскресенье.

Квартира была в доме довоенной постройки, расположение комнат на первый взгляд казалось беспорядочным, с коридорчиками, нишами и арочным проходом, ведущим на кухню. Располагалась на втором этаже, и в большей спальне была неоштукатуренная кирпичная стенка.

– Мне очень нравится, – добавила я.

– А мне ты очень нравишься.

Я засмеялась и шлепнула его.

– А квартира?

– Тоже. И не только потому, что она нравится тебе.

– Отлично, – сказала я.

В тот же день мы подписали контракт, а через три недели переехали. Наснимали кучу фотографий, и я поместила наши улыбающиеся физиономии в «Фейсбуке». Отправились в магазин «Кровати, ванны и прочее» и накупили всего самого забавного: копилку в форме сдобной булки, заварочный чайник с вылепленным лицом, занавеску для душа, на которой нарисована занавеска для душа, где в свою очередь нарисована занавеска для душа, и так далее до бесконечности.

– Mise en abyme, – сказала я.

Даррен посмотрел на меня так, будто я заговорила на чужом языке, впрочем, он не ошибся.

– Принцип матрешки, – пояснила я. – Образ в образе, снова и снова.

– Я не знал, что это так называется.

Ты это знал, но я в тот миг о тебе не думала. Не думала и когда Даррен платил за все, что мы нагрузили в тележку, не думала, когда мы вернулись домой и играли с Энни, заставляя ее бегать и приносить нам всякие вещи. Но я не могла не сравнить нашу с Дарреном первую ночь на новом месте с той, которую мы с тобой в первый раз провели в твоей студии и которая потом стала нашей, а затем и моей.

Мы с Дарреном принялись вдвоем готовить обалденный обед: на медленном огне у нас булькали разные соусы, жарились корнуэльские куропатки, а в холодильнике стыло шампанское. После обеда пошли прогуляться с Энни, смотрели кино, занимались любовью.

С тобой же заказали пиццу, распили бутылку шампанского, а потом предавались сексу, где только можно. На диване, на полу, на кофейном столике и на кровати, конечно. А наутро проснулись и все повторили.

Мы с тобой никогда не мыли друг другу голову в душе, как с Дарреном в первое же утро. Не знаю, почему мы не додумались до такого, это ведь так здорово, мыть голову тому, кого любишь, наслаждаться тем, что он моет голову тебе. Очень сближает. Может быть, это связано с нашей генетической памятью, общей с обезьянами; они обожают чистить партнеров.

У нас с тобой не было привычки оставлять друг другу записочки в холодильнике. С Дарреном же мы приклеивали бумажки к разным контейнерам и бутылочкам: на бутылке с молоком было написано «Я тебя люблю», на апельсиновом соке – «Ты прекрасна», а на коробке с сыром – «Я так счастлив», а рядом с изображением попугая ответ: «И я тоже».

Не помню, с чего это началось, зато помню, как я сразу подумала: «Такого Гейб никогда бы не стал делать. Небось сказал бы: игра для дебилов». Надеюсь, что это не так. Надеюсь, что я ошибаюсь. Ведь мне игра очень нравилась.

Глава 43

Той весной, когда ты ненадолго появился в городе, мы встретились за чашкой кофе, и я сразу ощутила, что ты изменился. Город тоже изменился. На месте разрушенных башен в Манхэттене началось строительство Башни Свободы. Было такое ощущение, будто перевязывают рану или делают крутую татуировку, скрывая шрам. Я понимала желание выстроить на месте трагедии нечто грандиозное и величественное, что бы высилось на фоне нью-йоркского неба и заявляло этим подонкам: «А вот хрен вам!» Но этот район казался мне священным, слишком свежа еще была рана. Не успела зажить, рановато было что-то строить на этом месте.