– Правда? – В глазах его было неподдельное волнение. – Погоди, тебе кажется или ты уверена?
– Кажется, уверена.
Он засмеялся, обнял меня и поцеловал:
– Идти сможешь? Как себя чувствуешь? Может, вызвать врача? Сейчас же, а?
Хотя мне было очень тревожно – я не знала, что меня ждет, а мои ноги намокли и совсем замерзли, я сказала, что уж квартал до нашего дома как-нибудь прошагаю, а врача вызовем, когда доберемся. Всю дорогу он держал меня за руку и что-то быстро говорил, быстрей, чем обычно, кажется, решал, кому надо позвонить и что не забыть взять с собой, когда поедем в больницу. «Зарядку для мобильника! Ноутбук! Айпод и колонки!» Он заранее заготовил список, что мы с ним будем слушать на каждой стадии схваток и родов. Я, впрочем, не была уверена, что мне захочется слушать хоть что-нибудь из списка, но главное, он был чем-то занят, возился, делал приготовления.
Мы сидели дома, ждали, пытались смотреть фильм, который я совсем не запомнила, как вдруг начались схватки. Мы вызвали такси и помчались в больницу. Через двенадцать часов родилась Виолетта. Она была настоящая красавица, сущий ангел, с темными волосиками и темными глазками и такими длинными ресничками, каких я у новорожденных ни разу не видывала.
У Даррена есть еще один пунктик: он считает, что все новорожденные всех его друзей – и тройня Джея с Ванессой не исключение – похожи либо на Уинстона Черчилля, либо на мистера Магу[13]
. Он до сих пор время от времени открывает ноутбук, показывает мне фотографию ребенка своих знакомых в «Фейсбуке» и спрашивает: «Черчилль или Магу?» И честное слово, они действительно всегда очень похожи либо на одного, либо на другого.Когда нашу Виолетту помыли, одели, завернули плотным конвертиком, с полосатым чепчиком на головке, и медсестра вручила ее мне, я посмотрела на Даррена:
– Черчилль или Магу?
– Послушай, мне кажется, это первый ребенок за всю историю человечества, который не похож ни на того, ни на другого. Знаешь, на кого она похожа? На тебя! Надо же, повезло девчонке.
Он скинул туфли и залез ко мне в постель, и мы все трое прижались друг к другу. В эту минуту я испытала настоящее благоговение перед чудом, которое сотворили мы с Дарреном. Тем более что девочка похожа на меня, и я благословляла законы биологии, благодаря которым стало возможно такое счастье.
– Люблю тебя, – сказала я.
– Люблю вас обеих, – отозвался Даррен.
Я хочу, чтобы ты понял: я очень, по-настоящему люблю Даррена. Пусть наше чувство и несовершенно, но оно есть, и это истинная любовь.
Глава 52
Когда я обручилась с Дарреном, мне показалось, что я вступила в некий клуб, членство в котором насчитывает десятилетия, столетия, тысячелетия: Женский клуб невест. Примерно то же самое чувство охватило меня на свадьбе, словно Женский клуб жен очень укрепился, стоило мне надеть подвенечное платье, подойти к алтарю и сказать: «Да». И еще раз я испытала подобное, ни с чем не сравнимое чувство членства в особом клубе, когда родила ребенка. Женский мир для меня словно разделился на две половины: тех, у кого есть дети, и тех, у кого их нет. На Матерей и Бездетных.
Но даже в этом клубе было свое подмножество: Мамы, которые взывали к помощи Господа, и Мамы-спецы, помещающие в «Фейсбуке» фотографии детишек, одетых в девственно-чистые наряды, сладко спящих на сатиновых подушках и с подписями типа: «Мне снится папа».
К этой породе мам я не относилась. И до сих пор не отношусь. Никогда такой не стану.
Вступить-то я в Клуб мам вступила – пришлось, тут уж никуда не денешься, – но день, когда мы с Виолеттой были чистенькие, накормлены и спали больше пяти часов в сутки, я считала удачным. Мне полагался трехмесячный декретный отпуск, но к концу второго месяца я уже совершенно измоталась и выдохлась. Сказка под названием «Сижу дома с ребенком» оказалась совсем не сказкой.
Минимум раз в день звонила Кейт: спросить, как дела, и узнать, не нужно ли мне чего, хотя ее помощь исчерпывалась двухминутной болтовней по телефону. Полгода назад она родила дочь Викторию, и в ее фирме к материнству относились очень благородно и великодушно – на работу она вышла совсем недавно, зато пахала как сумасшедшая, стараясь всем доказать, что она отнюдь не хочет посвятить свою жизнь только детям.
– Скоро будет полегче, – утешала она меня. – Вот увидишь.
Но, увы, легче не становилось.