Уже час, как третий помощник со своим матросом заступили на вахту, но штурман с мостика не уходит — ждет солнца. И Коля не уходит — куда, собственно, идти-то? Так стоят они вчетвером, курят по кругу одну сигарету и молчат, думая каждый о своем.
И, наконец, наступают минуты, когда солнцу почти целиком удается протиснуться сквозь небесный торжественный хаос. Штурман снимает темные очки и майкой вытирает лицо.
— Время засекай, когда скажу «хоп», — говорит он третьему пому.
Сейчас штурман похож на художника… нет, на фотографа, на охотника. Он прицеливается…
Минута проходит. Все зрители в темных очках, все смотрят на небо… «Хоп!» — и третий щелкает секундомером. Снова штурман прицеливается, покачивает секстант из стороны в сторону, чтобы точно посадить короткое солнце на линию горизонта. «Хоп!» И он ловко, словно мазок кистью, записывает отсчет.
Дальше в ход идут пухлые тома справочников, выискиваются поправки и таблицы, таблицы с бесконечными, как океан, колонками цифр, и среди них находятся те единственные, нужные в данный момент.
— Черт ногу сломит, — говорит третий помощник.
Последний штрих. Двумя аккуратными кружочками наносится на карту в уголке океана, уже почти в Аденском заливе, место судна.
— Это же подводная окраина Сокотры! — восклицает начальник геофизического отряда. — Это же то, что надо!
Он переписывает координаты в книжечку, он улыбается редкими зубами, сияет. Сияют стекла его очков.
В рубке становится тесно. Сработал судовой беспроволочный телефон, и все уже знают все: и что Сокотра недалеко, и что Коля бабочку поймал — «слыхали, тропическая бабочка с тарелку? слыхали, у бабочки морда кошачья?».
— Ну, отдыхайте, — говорит мастер второму помощнику и достает из кармана шорт сложенный листок.
Штурман растирает виски:
— Бессонница чертова. Никакие гири-штанги не помогают.
— Товарищи, — громко обращается ко всем капитан, — попрошу посторонних освободить помещение. — И мастер прячет листок обратно в карман.
Штурман спускается в свою крошечную каюту, ополаскивается из умывальника пресной водой и, не вытираясь, вытягивается на койке. Он пробует читать книгу из судовой библиотеки, но у той вырваны первые страницы и, читая, приходится самому придумывать начало. Но нет сил что-то за кого-то придумывать. Больше часа он лежит как убитый, с откинутой головой, с открытыми глазами. Больше часа он видит, как ветер раздевает деревья, он видит листья, похожие на жженую бумагу, слышит шум ветра. Нет, это не сон и не галлюцинация — на противоположной переборке большой лист из иностранного календаря. Ноябрь. С картинкой. В иллюминаторе — океан, в стене — глянцевое окно на осеннюю сушу. За бортом шелестит вода — это шорох гонимых по мостовой листьев; луч света, отразившись от воды, промелькнет по каюте — это холодное ноябрьское солнце выглянуло на миг. Вместе с бликами мечутся мысли. Пятнадцатое число отмечено крестиком, дерево под ветром сгорбилось, маленький листик, мокрый асфальт. Радиограмм нет целую вечность. Радиограммы есть, но не те. Пятнадцатое… Будет ли заход в Аден? Оттуда через посольство можно отправить письмо.
Предстоит заход в Аден. Все, кто не написал письма, наверстывают упущенное. А письма не написали те, у кого так называемая личная жизнь идет без сучка, без задоринки.
Мастер, запершись в каюте, по-колдовски принюхивается к бумаге, к конверту — у жены чертовское обоняние, а здесь все пропиталось корвалолом.
Механик по прозвищу Товар-Деньги-Товар занят удивительным делом: он отложил в сторону карманный компьютер и с тоской смотрит на чистый листок, ковыряя в ухе шариковой ручкой.
Третий помощник крупными буквами выводит слова, составляет на имя жены опись сделанных в рейсе покупок. О том, что он связал жене и дочке по кофте, помощник умалчивает — пусть будут сюрпризы.
Коля, скрывшись за дымовой трубой, строчит послание рекордного объема в четыре школьных листка. Он чередует описание наблюдений за летучими рыбами со скромными рассказами о кровавых встречах с акулами и муренами, скромно упоминает вилли-вилли — так называют ураганы в районе Австралии. И один ураган матрос позволил себе назвать именем адресата — кто там в Курской губернии проверит, был или не был в Индийском океане вилли-вилли «Люба». «Люба, Любаня, я лучше, чем Ваня». Да, Коля поэт. В море все поэты.
Матрос писал, пока не услышал объявление по трансляции, что скоро начнут выдавать тропическое довольствие.
Продовольственный баталер Курочкин голосом направлял двух моряков, кативших по палубе бочку. Похоже, в бочке был спрятан магнит, вытягивающий людей из кают на свет божий. Судно на глазах оживает. Вокруг бочки и Курочкина сгрудились моряки, вокруг моряков — ученые. Все желают помочь баталеру вывинтить пробку, все учат Курочкина, как надо переливать жидкость с помощью шланга.
— Не утомляйте, — морщится одессит Курочкин.
Он действует как заправский шофер. Он продувает.