У меня перехватило горло. Я подскочила с кресла, словно оно ударило меня током, и развернулась, ожидая увидеть стоящего позади Ноя, разгневанного тем, что я сунула нос куда не следовало. Но ни у двери, ни в коридоре никого не было.
Я медленно опустилась в кресло и перечитала последний абзац, снова и снова, пытаясь его понять. Ной пишет о том, что я помогаю ему выходить на улицу из дома, вот и все. Как его помощник. Верно?
«Эйфория бесконечных возможностей», – пробормотала я, и губы расплылись в улыбке, а на душе стало радостно и тепло.
Слова Ноя заполнили мой разум, и все мысли об уходе с работы тотчас испарились.
Глава 18
Следующую неделю я старался держать дистанцию между собой и Шарлоттой. В те дни, когда мы не ели вместе и не выходили прогуляться, я находился в своем маленьком персональном аду, мучительно ожидая того приемлемого обществом часа, когда я мог отойти ко сну. Но даже если мы проводили время вместе, оно тянулось томительно долго. Мы возвращались с прогулки, я слушал ее игру на скрипке, а потом шел в свою комнату к аудиокнигам, еде навынос и прочей чуши, которую делал все эти месяцы.
Интересно, что случится, если я приглашу Шарлотту на ужин?
На свидание.
Мне представилось, как я сижу за столом, вокруг другие посетители ресторана, и я опрокидываю бокал с напитком на платье Шарлотты или гоняю по тарелке стейк в безуспешной попытке его нарезать.
«Ей будет все равно».
Это правда. Шарлотта видела меня обнаженным, блюющим, бьющимся головой об пол и шкафчики, как долбаная обезьянка в клетке. Неловкий ужин с этим не сравнить.
«Ты знаешь, что не заслуживаешь ее».
И это правда. Я не заслуживаю ее. Пока. Но возможно…
На прогулках мы каждый раз все больше углублялись в парк, и Шарлотта подробно описывала пейзаж, дорожки, корявые деревья и прогуливающихся или вышедших на пробежку людей. Если она говорила, что на улице пасмурно, я просил ее описать мне облака, оттенки белого и серого, цвет неба перед дождем и садящееся солнце. Иногда ее потрясающие описания раскрашивали мой черный мир, и мне казалось, что не все потеряно.
Но порой слушать ее было пыткой, и я чувствовал себя мазохистом, который не останавливает своего мучителя. Я проглатывал эти описания как горькую пилюлю, пытаясь убедить себя, что мне этого достаточно.
Шарлотта чувствовала, когда я в плохом настроении, и колебалась, не желая причинять мне боль. Однако она всегда выполняла мои просьбы, поскольку, как я ей однажды напомнил, она – мой работник, а я – ее босс.
Бывали дни, когда мне далеко не раз приходилось напоминать об этом самому себе.
Утро выдалось пасмурным, но тучи не предвещали дождя. Во всяком случае, так сказал парень по радио. Я лежал на постели, с самого рассвета слушая все передачи подряд, и чувствовал себя отвратительно. Другим словом мое состояние не описать. В реабилитационном центре меня предупредили о резких перепадах настроения. Я с тошнотворным страхом ожидал очередной мигрени.
Гребаные таблетки я на этот раз держал при себе с мыслью, что избавлю от этого зрелища Шарлотту, пережив ее в одиночестве. Но боль все не приходила, и вместо нее внутри медленно закипала ненависть. Мной вдруг овладело безумное желание выбраться из дома. Я больше ни минуты не мог находиться в этой чертовой комнате и слушать отвратную утреннюю передачу. Мне хотелось лишь одного: выйти на улицу и пройтись как нормальному человеку.
Я принял долгий холодный душ в надежде успокоиться. Внутри туго свернулась злость, готовая прорваться наружу, а я пообещал Шарлотте, что она больше никогда не пострадает от моей ярости.
Она казалась счастливой, как и всегда, когда я предложил ей прогуляться. Но на этот раз мы повернули от входной двери не вправо, как обычно, а влево, на запад. Я, естественно, сразу остановился.
– Куда это мы?
– Мне захотелось пойти в другое место, – ответила Шарлотта.
Я выпустил ее руку.
– А чем тебе не угодил Центральный парк?
– Мы идем в парк, просто не такой большой, – она вздохнула на мое молчание. – Можно, это будет сюрпризом? Небольшим? Мне кажется, он тебе понравится.
«Дай ей это и не веди себя как придурок».
Я снова взял ее за руку и попытался загладить свою резкость глупой шуточкой:
– Ты меня не на стрельбище ведешь? Я слегка растерял навык.
Шарлотта рассмеялась. Ее смех был музыкой, которую я не заслуживал слышать.
– Как ты угадал?
После десяти минут ходьбы асфальт под ногами сменился гравием. Я поморщил нос.
– Пахнет собачьим дерьмом. Или это Гудзон так воняет?
– Эм… первое. Мы на собачьей площадке.
– Зачем, ради всего святого, ты привела меня на собачью площадку? Надеюсь, мы здесь не для того, чтобы встретиться с тренером собак-поводырей? Это ведь не подстава?..
– Успокойся, пожалуйста, – попросила Шарлотта. – Мне показалось, что небольшая перемена придется тебе по вкусу, вот и все. Мы просто пришли в другой парк.
Я пробормотал извинения, и она подвела меня к скамейке. Мне сразу полегчало. Я чувствовал широкое свободное пространство вокруг, поблизости тек Гудзон. Не знаю, почему меня это успокоило, но безудержный порыв убежать отсюда немного поутих.