Свет мира

И одежда на скальде была праздничная. Его жена Яртрудур Йоунсдоухтир заявила, что до сих пор еще не случалось, чтобы человек из этой части страны отправлялся в столицу, одетый не в праздничный костюм; ею вдруг овладела тщеславная гордость за свою округу, и она сказала, что пусть там на юге эти негодяи, так она называла жителей Хрёйна, тех самых, которые замучили чуть не до смерти блаженной памяти Хатлгримура Пьетурссона, потешаются над чем угодно, только не над бервикцем, одетым в будничную одежду. Она выклянчила для скальда куртку, оставшуюся после одного старика, который умер в их приходе в прошлом году, в течение сорока лет эта куртка была единственной праздничной одеждой старика, и поэтому он никогда не надевал ее. Вообще-то куртка была слишком коротка и широка для такого худого и высокого мужчины, как Оулавюр Каурасон, но кто знает, какая мода там у них в столице, известно одно: у горожан куртки, которые впору, никогда не в моде — они должны быть или слишком длинными, или слишком короткими. Зато происхождение штанов было покрыто мраком неизвестности, скальд подозревал, правда, что они попали в Бервик издалека. Они были неопределенного серого цвета, и материя на них пошла, по-видимому, не самого высшего качества, штаны были широкие там, где они должны быть узкими, и узкие там, где должны быть широкими, когда скальд надел их в первый раз, лопнули некоторые очень важные швы, а когда он их застегнул, от них отлетели пуговицы. Вскоре после того, как скальд получил эти штаны, он случайно встретил одного свидинсвикца, на котором были точно такие же штаны, и тут-то скальд сообразил, что это, должно быть, и есть национально-культурные штаны директора Пьетура Паульссона, владельца часовни над будущей могилой и будущего президента республики. Но каково бы ни было происхождение его штанов, скальд был благодарен судьбе за то, что в эти трудные для общества времена он имеет такую дальновидную и расторопную жену.

Но она не удовлетворилась только курткой и штанами; когда они приехали в Кальдсвик, она пошла в лавку и купила ему башмаки; и это еще не все — не успел он надеть башмаки, как она вытащила крахмальный воротничок, манишку и бабочку, которую собственноручно прикрепила ему на шею. Никогда в жизни Оулавюр Каурасон не был таким нарядным.

Подошел катер, который должен был отвезти пассажиров к пароходу. На пристани собралось несколько душ в праздничном платье, крахмальных воротничках и грубых башмаках, все это были люди того же сорта, что и скальд Оулавюр Каурасон с женой, и все они тоже собирались отправиться в путешествие.

Яртрудур Йоунсдоухтир попросила супруга, чтобы он отдал ей ребенка, и скальд даже обрадовался, что освободит от него руки, но, передавая сына жене, он вдруг впервые заметил, какой несчастный заморыш его сын и какое у него старческое личико, и когда скальд подумал, что, может быть, этим маленьким синим глазкам предстоит прожить на земле долгую жизнь, в течение которой люди еще не успеют стать свободными, ему стало горько, и в эту прощальную минуту он проникся к сыну любовью и пожелал, чтобы и Йоун Оулавссон получил свою частичку солнца; он поцеловал мальчика, дабы успокоить свою совесть, и тут же забыл о нем. Но едва скальд поцеловал сына и забыл о нем, как произошло событие, весьма необыкновенное для этой семьи: нищая жена скальда сунула руку в карман юбки, вытащила деньги и протянула их скальду. Это были настоящие кредитки с портретом короля, целых двадцать пять крон наличными.

— А это тебе на расходы, — сказала она.

Скальд посмотрел с удивлением на такую огромную сумму и сжал деньги в руке, чтобы они вдруг не растаяли. В доме скальда вид денег не был заурядным явлением, шли годы, а этим презренным металлом распоряжались в неизвестном скальду месте, скальд даже плохо разбирался в деньгах. Его взаимоотношения с деньгами заключались в том, чтобы, набирая в лавке товаров, не превысить той суммы, которая поступала на его счет за преподавание в школе зимой и время от времени за поденную работу у бервикского старосты летом. В эти последние минуты он опять увидел свою жену Яртрудур Йоунсдоухтир в совершенно новом свете: значит, она вдобавок ко всему потихоньку копила для него деньги. Ему казалось, что у него, да и вообще у кого бы то ни было, не могло быть жены более разумной и более приспособленной к тому, чтобы управлять столь трудной супружеской жизнью в эти рискованные времена. Мужчины, имевшие красивых жен, не знали ни одного счастливого дня, ни одной спокойной минуты; а у Яртрудур Йоунсдоухтир с годами припадки падучей становились слабее и случались все реже, и, кроме того, она, без сомнения, когда-то тоже была красивой, как и другие женщины.

— Спрячь побыстрей эти деньги, чтобы их никто не увидел, а то у тебя их стащат, — сказала жена скальда. — Ну вот, на пристани уже кричат, что пора. Моли Бога спасти наши души и простить меня, и пусть всемогущий Иисус не покидает тебя. Прощай!