Свет мира

Полицейский чиновник по складам прочел бумагу, потом подозвал остальных, и они также по складам прочли бумагу. Некоторые из этих людей были в хороших костюмах, какие носят важные господа, другие в куртках с золотыми пуговицами; узнав, в чем дело, они дружески кивнули Оулавюру Каурасону, кое-кто начал расспрашивать его о новостях из Бервика, о погоде, о траве, об уловах. Скальд сказал, что трава в Бервике хорошая и что до сих пор погода благоприятствовала сенокосу, а что касается уловов, то Бервик — место, собственно, не рыбное. Кто-то угостил скальда нюхательным табаком. Это были очень приятные люди. Они спросили его, не может ли он прийти завтра.

Оулавюр Каурасон был изрядно разочарован, он ответил:

— Я чужой в столице, и мне тут некуда деться, кроме того дома, в который меня прислали, да и запас денег у меня ограниченный. Мне бы хотелось как можно скорее начать отбывать наказание.

Эти приятные люди считали, что будет довольно трудно сделать так, чтобы скальд немедленно получил доступ в тот странный дом, который находился в их ведении и к которому весьма подходили слова из Евангелия: «Много званых, да мало избранных»; сперва надо оформить документы. Нету ли у него друзей в городе?

Оулавюр Каурасон покраснел. Вообще-то был у него в столице один старый знакомый, но скальд не знал больше и самого себя, не то что старых друзей; ему бы хотелось отложить свидание с этим человеком до тех пор, пока он не отбудет свой срок и не станет снова свободным. Но в конце концов оказалось, что в данную минуту иного выхода все-таки нет, и один из полицейских был послан, чтобы помочь скальду разыскать его старого знакомого.

Они шли очень долго, прежде чем пришли к дому, где жил друг скальда; полицейский вошел в кухню с черного хода и громко поздоровался, в дверях показалась пожилая женщина, она встревожилась, решив, что полицейский хочет кого-то арестовать, но выяснилось, что просто незнакомый человек разыскивает Свейдна из Бервика. Женщина сказала, что ее пасынок сейчас находится на занятиях и вернется не раньше шести. Она спросила у незнакомца, кто он такой, и услышав, что это и есть учитель из Бервика, не на шутку перепугалась. Полицейский объяснил, что этот человек в городе впервые, и попросил женщину приютить приезжего до возвращения его друга. Полицейский ушел, а женщина продолжала стоять в дверях и смотрела с ужасом на этого страшного человека. Наконец она позвала трех девочек-подростков и велела им побыстрей уйти из дому. Только после этого она провела Оулавюра Каурасона через кухню в комнату. Он спросил женщину, не будет ли она так добра и не подаст ли ему немножко еды. Она ответила, что у нее не харчевня, но что она его, так и быть, накормит. Скальд был благодарен ей за то, что она позволила ему остаться на весь день в этой комнате, ибо, поскольку он был здесь чужой, не говоря уже о том, что он был дурак и преступник он не мог набраться мужества и пойти гулять по городу, хотя именно здесь и находилась могила Сигурдура Брейдфьорда.

День, который скальду предстояло провести в ожидании друга, только начался. Со страхом в глазах женщина подала ему еду, а когда он попытался завязать с ней беседу, она испугалась еще больше, все его слова она воспринимала как совершенную бессмыслицу, не было никакого сомнения, что она считает его не только закоренелым преступником, но и помешанным. Скальд смотрел в окно на детей, одетых по-летнему, которые играли на улице, мысленно он уже давно считал себя арестантом, подонком и мерзавцем, наводящим на людей ужас. Много раз у него возникало желание скрыться отсюда, пока не пришел его друг.

Около шести часов скальд услышал громкий молодой голос — юноша вернулся домой с занятий, он еще не подозревал ничего плохого; но тут же его голос стих и превратился в шепот, с этой минуты в доме воцарились шепот и мрачная подавленность. Краска стыда волнами заливала щеки скальда.

Через некоторое время Свейдн из Бервика, друг скальда, вошел в комнату. Это был высокий статный юноша в синем костюме и яркой рубашке, необыкновенно опрятный, благоухающий туалетной водой, с тщательно причесанными волосами, руки у него были заботливо выхолены, на них не было следов грубой работы, ботинки сверкали. С очень серьезным и вежливым видом он протянул гостю руку, и гость, внимательно поглядев на него, проникся к нему благодарностью хотя бы за то, что хозяин не старался изобразить дружескую улыбку. Гость сразу понял, как смешны были все его намерения объяснить свою жизнь этому юному счастливчику. Оправдываться перед ним было все равно, что обвинять самого себя. Именно в это мгновение скальд осознал глубоко, как никогда, что никакой другой победы, кроме той, которую человек одерживает над самим собой, не существует, как не существует и иного поражения, чем то, которое человек наносит сам себе.