— Свейдн… я… я… никого тут не знаю, можешь не признавать меня, если не хочешь, — проговорил он, заикаясь и, как обычно в час испытания, помня о том, что он всего лишь приемыш с хутора у Подножья, который всегда перед всеми виноват. Давным-давно эти двое людей жили в равных условиях, а теперь между ними была такая же разница, как между мечтой и ее воплощением, один из них стал тем, кем мечтал стать другой, и потому они больше не узнавали друг друга. Если мы мечтаем о чем-то, мы нуждаемся в друге, но когда мечты осуществляются, друзья — первые, кого мы забываем.
— Ну вот, теперь ты ученый, — сказал Оулавюр Каурасон, в его глазах светилось неподдельное восхищение, пока он разглядывал этого красивого, одаренного и хорошо одетого молодого человека, которого он, несмотря на все свое ничтожество, обнаружил в одном из самых темных закоулков страны и которому помог достигнуть зрелости.
— Я уже выпускник, — сказал Свейдн из Бервика, важно поджав губы.
— И, конечно, стал великим скальдом, — сказал Оулавюр Каурасон.
Возможно, неподдельное восхищение, светившееся в глазах гостя, неприятно подействовало на молодого человека, потому что при этих словах по его лицу скользнула тень неудовольствия и он не без содрогания взглянул на праздничное платье Оулавюра Каурасона.
— Я решил стать богословом, — сказал выпускник.
— Богословом? — повторил Оулавюр Каурасон. — Это прекрасно. Я очень рад. Я всегда знал, что ты кем-нибудь станешь, кем-нибудь особенным, кем-нибудь необычным.
Он улыбнулся другу своей мягкой доброй улыбкой, но все было тщетно.
— Ты хорошо доехал? — спросил выпускник.
— Да, спасибо, — ответил Оулавюр Каурасон. — Но все-таки в первый вечер мне было скверно из-за морской болезни. И воротничок мой, к сожалению, испортился, так что теперь я остался без воротничка.
— Как тебе нравится столица? — спросил выпускник.
— Спасибо, ничего, нравится, — ответил скальд. — Вообще-то у меня еще не было возможности походить и посмотреть, но это не имеет значения. Собственно говоря, мне хочется посмотреть здесь только одну вещь — могилу Сигурдура Брейдфьорда. Может, ты покажешь мне ее?
— Где расположено кладбище, я, конечно, знаю, — сказал выпускник. — Но я там ни разу не был. Так что я найду эту могилу не быстрее, чем ты сам. А чтобы добраться до кладбища, надо идти сначала на запад и потом повернуть на юг. Между прочим, где ты собираешься ночевать?
— Стыдно признаться, но я еще не думал об этом, — ответил скальд. — Я… я ведь никого здесь не знаю.
Мужчина меняется так же непостижимо, как и женщина. Друг, с которым ты простился вчера, сегодня уже не тот, ты не узнаешь его, мир изменяется за одну ночь, и даже верность не в состоянии одержать победу над временем: чем бы человек ни владел, он владеет этим только короткое мгновение, оно промелькнуло, и вот уже ничего нет. И праздничное платье Оулавюра Каурасона казалось смешными лохмотьями по сравнению с будничным костюмом этого человека.
— Какие новости в Бервике? — спросил выпускник.
— Никаких, по-моему.
— Погода хорошая?
«Вот ведь знает, о чем принято спрашивать», — подумал скальд и начал подробно рассказывать, что трава в нынешнем году хорошая, а погода стоит сухая, как раз убирать сено. Ну, а о рыбе, конечно, и спрашивать нечего — так же мало, как и раньше. Зато в Кальдсвике — там уловы большие.
Наступило молчание. Выпускник начал нервничать, он постукивал по столу кончиками пальцев, грыз ногти или вдруг замечал грязь на своих ботинках, которую немедленно нужно было счистить; ему, конечно, и в голову не пришло слушать рассказ скальда о погоде в Бервике; между этими людьми не существовало дороги, по которой они могли бы прийти друг к другу. Они не знали, о чем говорить. Оулавюр Каурасон глядел на своего друга с мольбой в глазах, на лбу у него выступил пот, так бывает во сне, когда карабкаешься по узкой тропинке на уступ скалы или плывешь по морю в лодке без весел.
Наконец выпускник сказал:
— К сожалению, сегодня вечером я занят. Я ведь не знал, что ты приедешь…
— Да, да, я уже ухожу, — сказал скальд, он поднялся и вытер рукавом пот со лба. — Я не мог ничего поделать, — прибавил он, — но мне очень хотелось увидеть тебя. — И он с комком в горле еще раз улыбнулся другу своей мягкой далекой улыбкой.
Глава четырнадцатая
На прощание друг дал ему адрес гостиницы, которая гордо называлась «Горная королева», и сказал, что хозяйка этой гостиницы уроженка Свидинсвика. Вечером скальд брел по городу в поисках ночлега. Хорошо одетые, надменные молодые люди стояли группками на углах и критически оглядывали всех, кто проходил мимо. Когда появился Оулавюр Каурасон в своей сорокалетней куртке и национально-культурных штанах директора Пьетура Паульссона, его наряд не вызвал восхищения, а напротив, был подвергнут суровой критике. Скальду показалось, что он опять впервые оказался в Свидинсвике и не может передвигать ноги.