Свет мира

Жил-был в углу под крышей бедный скальд, и хотя его даже не считали за человека, иногда его просили сочинить стихотворение, если дело было особой важности, например если требовалось победить чье-нибудь неприступное сердце. Сам скальд даже не попал на те торжества, которые состоялись только благодаря его стихам; человек отнес его стихи своей возлюбленной, завоевал с их помощью ее сердце, а когда праздновали свадьбу, никто и не вспомнил о живом покойнике, что лежал в углу под скошенным потолком. Но когда свадебное веселье было в самом разгаре, на чердаке появилась, наконец, одна живая душа, такая же несчастная, как и он сам, и они с ней нашли друг друга. Бедные благословенные птицы, — и она села на край его кровати. Спустя некоторое время он воскрес из мертвых — новый человек для новой жизни. Соломинка дорога, когда человек тонет, а не тогда, когда он уже стоит на берегу; она была такой соломинкой. Да, нечего отрицать, он сочинил для нее псалом, он написал ей письмо, в котором посватался к ней, да-да, он даже женился на ней сверхъестественным образом — она ведь тоже считала, что день их свадьбы уже состоялся. Но как бы там ни было, не успев жениться на ней, он уже позабыл про нее. Выходит, надо любить всех женщин, на которых женишься? «Нет, благодарю», — думал он. За все лето он даже не вспомнил о ее существовании. Человек увидел определенную женщину на определенном месте и в определенное время. Он и любит ее прежде всего за это время и за это место, потому что женщина — прежде всего! — время и место. Это как шквал, который однажды обрушивается на берег, закрыв даже звезды на небесах. А наутро снова тихо. Волны набегают на берег уже с меньшей силой и с большими промежутками. Наконец море затихает и в нем опять отражаются звезды.

Лето прошло, никогда ни один человек еще не пережил подобного лета. Природа подарила ему счастье цветения. Она дала ему и любовь, и замок и вложила в его уста прекрасные стихи, все было одной нескончаемой сказкой. А теперь все потеряно — и стихи, и любовь, и замок, они увяли, сгорели; без всякой надежды на спасение скальд глядит навстречу зимней пустоте.

«Если бы Хоульмфридур поцеловала меня той ночью, она спасла бы меня, — думал он. — Она бы оставила в моем сердце зернышко, которое пережило бы зиму, весной оно дало бы ростки и стало самым прекрасным цветком на земле».

Но она не захотела поцеловать его. Ее глаза были одинаково неразрешимой загадкой и во мраке осени и светлой весенней ночью. Но хотя у нее не было души, как у русалки, о которой где-то писал Йоунас Хатлгримссон, скальду казалось, что лишь она одна могла бы защитить его от той осенней возлюбленной, которая вместе с непогодой приближалась к нему через горы.

Глава двадцать восьмая

В этот день рано утром скальд выпил на чердаке кофе, все было как обычно — женщина была занята утренними делами, муж ее еще не вставал. Когда же скальд в сумерках вернулся обратно, голодный и промокший до нитки, пробродив весь день под дождем, чердак оказался пуст, все имущество супружеской четы исчезло. Скальд оглядел кухню, которая была одновременно и гостиной этого дома, и хотя ее обстановка всегда была скудна и уж никак не свидетельствовала о благосостоянии, ему вдруг показалось, что отсюда увезли огромное богатство. Исчезли тарелки с полок, чайник с плиты, мутовка со стены, спицы, кошка, сняты милые в голубую клеточку занавески. Скамейка у окна тоже исчезла, та самая, на которой скальд сидел обычно и за едой и каждое воскресенье, когда в окно светило солнце и белые чайки кружили над синим фьордом. Он сидел на этой скамейке и осенью, когда вечера стали длинные и лунный свет отражался в море. Душой этого дома была атмосфера ума, покоя и человечности, она стоила дороже, чем любое богатство, и еще утром она царила здесь. А когда скальд пришел сюда вечером, это жилье напоминало обычную чердачную каморку. Но плита еще не остыла. Это был труп человеческого жилья.

Оулавюру Каурасону рассказали, что нынче в полдень новый владелец свидинсвикского хозяйства директор Пьетур Паульссон призвал к себе супругов и рассчитал их. Прежний владелец, который их нанимал, разорился и прекратил свое существование, все его бумаги сгорели. В эти трудные времена новый владелец не мог позволить себе роскошь держать у себя на службе ненадежного пьянчугу и тем более поэтессу, которая не только отказывается поддерживать культурные мероприятия, проводимые в поселке, но заподозрена также и в том, что развратила молодого человека и даже организовала заговор против своего властелина и благодетеля. Супруги поспешно собрали свои пожитки и, несмотря на плохую погоду, в утлой лодчонке покинули поселок.

Все приходит и уходит своим чередом, бесполезно молить о том, чтобы обрести что-то или избежать чего-то. Так ушло лето, забрав все, что оно подарило скальду Оулавюру Каурасону Льоусвикингу; еще, возможно, налетит шквал и опрокинет их лодку. Он стоит на берегу, час отлива, осень.