Свет мира

По счастью, вся эта малоувлекательная борьба развертывалась вне поля зрения юного скальда Оулавюра Каурасона, который размышлял главным образом о духовных ценностях, наслаждался красотой и, насколько это возможно, исповедовал любовь к человечеству, в придачу к этому он еще был влюблен и пережил ошеломляющую встречу с любовью — словом, он находился в самом лирическом состоянии. Однажды тихим вечером, когда море казалось сотканным из золота и бархата, он попросил своего друга Эрдна Ульвара посвятить его в тайны сонета, и с тех пор для него перестали существовать все остальные стихотворные формы.

Но когда друг скальда неожиданно примкнул к лагерю старосты, этого бессердечного человека, не имевшего ни капли жалости к бедным больным скальдам и заставлявшего их таскать камни, и начал бегать из дома в дом, созывая людей на собрание, которое этот бездушный чурбан решил устроить, чтобы выступить против директора Пьетура Паульссона, покровителя духовной жизни, Оулавюр Каурасон перестал понимать своего друга. «Очевидно, причина в том, что он все еще видит перед собой свою сестренку, лежащую в гробу, и считает, что ее убили, — думал скальд, жалея друга и прощая его. — И я тоже, наверное, не смог бы писать стихи, если б у меня была сестра и ее убили».

Сенокос, поселок утопает в аромате свежего сена, который особенно ощутим в первые дни, когда только начинает гулять коса; скальда охватывает поэтическое сочувствие к молодой траве, срезанной острой косой, косец — это он сам, сперва неуклюжий и неловкий, но крепнущий с каждым днем. Любая работа прекрасна, пока она таит свежесть новизны и может служить темой для стихов. Косить — как это поэтично, но только если косить немного, недолго. Когда работа теряет свежесть новизны, скальд перестает чувствовать себя счастливым. Как скучно косить подолгу! Через неделю он уже страстно желает, чтобы лето поскорее кончилось, чтобы больше не нужно было думать о сене, а можно было весь день напролет сочинять сонеты. Иногда вдохновение нисходит на юношу тут же на лугу, и ему приходится записывать стихи прямо на косовище. К счастью, старший по сенокосу почти всегда пьян, поэтому можно работать, не слишком усердствуя. Часто ранним утром в ясную погоду, еще не очень устав от косьбы, юноша вспоминает свои стихи, и в нем просыпается уверенность, что он великий скальд, хотя пока еще и не признанный обществом. Он твердо решил осенью уехать в Адальфьорд и напечатать там сборник своих стихов, чтобы люди получили возможность наслаждаться благородными мыслями юноши, которому пришлось нести тяжкий крест, но вместе с тем посчастливилось и испить из чаши радости. Он был убежден, что едва он станет признанным великим скальдом, как мать попросит у него прощения за то, что отослала его прочь в мешке холодным зимним днем, и он решил простить ее и остаться с ней, если она того захочет. Может быть, она поможет ему поступить в реальное училище, тогда он станет не только великим скальдом, но и ученым.

Однажды совершенно неожиданно после долгих страданий он получил первое признание на своем поэтическом пути. Так совершаются великие победы, которые одерживают скальды… Еще утром он стоял на лугу, даже не подозревая, как близок приход славы. Это случилось в тот самый день, когда староста вывесил на телеграфном столбе свое объявление. Внезапно среди скошенной травы перед скальдом появился один из сыновей директора и протянул ему листок, на котором было написано: «Явись сегодня вечером в качестве говорящего свидетеля связи с потусторонним миром, напиши хорошее стихотворение о том, как необходима людям наука, особенно наука, изучающая душу, и принеси его в свидинсвикское Общество по Исследованию Души, которое люди духа и носители культуры намерены основать сегодня вечером у меня дома. Ты прочтешь свое стихотворение сам, от своего имени в моем присутствии, а также в присутствии судьи, пастора, доктора и других. P. S. Захвати с собой Псалтырь».