Свет мира

— Ты гораздо одареннее меня, Эрдн, — сказал скальд. — Это можно заключить хотя бы из того, что ты никогда не веришь тому, что тебе говорят. А вот я постоянно верю всему, что мне говорят. И если мир вокруг меня бывал суров и жесток, у меня не хватало мужества стиснуть зубы, как делаешь ты, я всегда пытался спрятаться и жить только ради красоты и общения с духом.

Эрдн Ульвар ничего не ответил, только рассмеялся. В его смехе не было радости, но и ненависти тоже, в нем не было ни сожаления, ни дружеских чувств, а только мужественное отрицание жалкой беспомощности и безволия. Эрдн больше не сердился. Друзья рядом шли по дороге. Сперва они молчали, прислушиваясь к звуку своих шагов, потом Эрдн сказал:

— Однажды ты рассказал мне о Хоульсбудской Дисе, или, как мы ее зовем, Дисе из Скаульхольта, о той голой скрюченной женщине, что с воем выползла из-за перегородки в первое утро, как ты приехал в поселок. Тебе еще показалось, что она хочет накинуться на тебя, и эта картина долго потом преследовала тебя наяву и во сне. Ты ее помнишь, конечно. Совсем недавно ты сказал мне, что для тебя непостижимо, как могут существовать такие люди. Да, это непостижимо. Я не хочу пытаться объяснить тебе это, но раз ты сказал, что надо исследовать то, чего не понимаешь, я расскажу тебе одну историю.

Когда я был маленький и вместе с другими мальчишками сидел верхом на заборах и задирал всех, кто проходил по дороге, ибо вся наша жизнь была одним сплошным воплем отчаяния, Хоульсбудская Диса была молодой девушкой с густыми, черными как вороново крыло волосами, с темными выразительными глазами, в которых светились все тайны юности, она проходила мимо, накинув платок, а мы кричали ей вслед имя человека, которого она любила, но она не оборачивалась, а лишь выше поднимала голову. Потом, много лет спустя, когда ее молодость была уже загублена, а жизнь превратилась в невыносимый позор, я видел, как ее в наручниках провели через поселок все по той же дороге. По той, по которой идем сейчас и мы с тобою. Ее обвинили в том, что она совершила преступление, и собрались судить — так обычно поступают с человеком, уже поверженным в прах. Они с удовольствием присудили бы ее к пожизненному заключению, но она вдруг сошла с ума, и тогда они обнаружили, что бедны и у них нет денег, чтобы послать ее в психиатрическую лечебницу. Налогоплательщики не могли позволить себе такую роскошь. Поэтому ее поместили к покойному Йоуну Убийце; он один обладал силой четверых мужчин и потому был единственным человеком в поселке, который мог с ней справиться и бить ее, когда у нее начинался припадок. Он соорудил для Дисы клетку в углу сарая, где хранились рыболовные снасти, и два года продержал ее там на голом полу под драной рогожей. В оттепель на нее капала талая вода, в мороз пол в клетке покрывался льдом. Еду ей бросали через дырку. В приходе редко попадаются столь покладистые подопечные, ведь протестовать против такого обращения она могла не больше, чем животное. Она только съеживалась, как улитка, под своим тряпьем, поджав колени к самому подбородку; так, всеми забытая, она пролежала в темноте и холоде целых два года, пока не подох старый Йоун Убийца. После его смерти люди разобрали сарай и вытащили из клетки скрюченное существо, тогда они потребовали от властей, чтобы ее поместили в психиатрическую лечебницу. Но, когда доктор и приходский совет осмотрели Дису и убедились, что распрямить ее невозможно, им стало за нее так стыдно, что они не решились отослать ее из поселка. Они были слишком чувствительны и не могли допустить, чтобы кто-нибудь увидел, во что добрые люди, управляющие приходом, могут превратить человека если только они достаточно добры, достаточно любвеобильны, достаточно благородны, достаточно просвещенны, если они являются покровителями культуры, поборниками веры и опорой неимущих скальдов. Они удовольствовались тем, что соорудили для нее стойло за печкой в Скаульхольте.

Рассказ был окончен, а друзья все шли, слушая звук своих шагов. Потом Эрдн Ульвар свернул, Льоусвикинг — за ним. Эрдн Ульвар опустился на траву, и Льоусвикинг тоже сел, не сводя испуганного взгляда со своего друга. После долгого молчания Льоусвикинг спросил:

— К чему ты рассказал мне эту историю? — И добавил: — Я знаю, что теперь я никогда не смогу успокоиться.

— Я и хотел бы, чтобы ты никогда не смог успокоиться, — сказал Эрдн Ульвар. — Но, к сожалению, ты успокоишься, и довольно скоро.

— В конце концов, Хоульсбудская Диса — всего лишь один человек, попавший в беду, — сказал Льоусвикинг. — И, к счастью, она не понимает, что с ней стряслось.

— Хоульсбудская Диса — это сам поселок, — сказал Эрдн Ульвар, ничего не объясняя.

— Я не могу вынести этого! — воскликнул Льоусвикинг, он встал и хотел убежать. — Я так жажду красоты, красоты и общения с духом, — сказал он, глядя со слезами в небесную синеву на белые летние облака, которые то набегали друг на друга, то снова расходились. Но он никуда не убежал, он опять сел на траву.