Свет — мое призвание

Профессор Владимир Константинович Прокофьев рассказывал автору книги, что в те годы он занимался разработкой новых оптических приборов, устанавливаемых на ракетах и предназначенных для изучения спектра Солнца во внеатмосферной области. В конце 1949 года В. К. Прокофьев был приглашен на совещание по этим вопросам в президентский кабинет С. И. Вавилова, где присутствовали С. П. Королев, М. В. Келдыш, С. Н. Вернов, А. А. Благонравов и другие лица. В ходе обсуждения Сергей Иванович указал на огромную значимость исследований солнечного спектра во внеатмосферной области.

Возник вопрос: кто-либо из присутствующих должен взять на себя обязанность курировать эту проблему. Вавилов заявил, что наиболее подходящей для этого он считает кандидатуру М. В. Келдыша. Мстиславу Всеволодовичу не хотелось браться за эту работу. Тогда Сергей Иванович, используя власть президента, вежливо, но очень твердо сказал: «И все же я очень прошу вас взять все вопросы, касающиеся внеатмосферных исследований, под свое непосредственное руководство...» Сейчас мы можем оценить, насколько правильным и дальновидным было такое решение.

Академик С. Н. Вернов рассказывал автору, что С. И. Вавилов очень ценил С. П. Королева и всегда поддерживал его начинания. Он познакомился с Сергеем Павловичем еще в 1934 году, когда был председателем Комиссии по изучению стратосферы и проводил первую конференцию по этому вопросу. Он неоднократно помогал Королеву, когда у того бывали не только победы, но и неудачи. Королев с глубоким уважением относился к Вавилову, тяжело переживал его кончину и всегда тепло вспоминал его. В своем кабинете на космодроме Сергей Павлович поместил портреты наиболее чтимых им ученых — К. Э. Циолковского, И. В. Курчатова и С. И. Вавилова.

Многие работы по исследованию верхних слоев атмосферы и космического пространства получили поддержку президента Академии наук Вавилова. Мы стали свидетелями бурного освоения человеком космического пространства и никогда не забудем имен тех, кто стоял у истоков этого великого дела.

С. И. Вавилов способствовал развитию и многих других перспективных направлений науки. Так, по его инициативе были развернуты работы по изысканию путей использования радиоактивных стабильных изотопов в народном хозяйстве, были начаты крупные работы по физике и химии полимеров, для чего в 1947 году в Ленинграде был создан Институт высокомолекулярных соединений, в науку и технику начали широко внедряться математические методы, были осуществлены многие другие важные начинания, заложившие прочный фундамент сегодняшних достижений советской науки.

Президент академии направлял усилия советских ученых на решение практических задач, стоящих перед народным хозяйством. Так, в 1950 году по его инициативе при президиуме Академии наук СССР был создан Комитет содействия строительству крупнейших послевоенных строек — Куйбышевской и Сталинградской гидроэлектростанций и Каракумского канала имени В. И. Ленина. Сергей Иванович возглавил работу комитета, добивался непосредственного участия ученых в создании этих уникальных сооружений.

Большое значение придавал С. И. Вавилов и работам в области генетики. Академик Николай Петрович Дубинин вспоминал, что ему многократно приходилось встречаться с Сергеем Ивановичем по проблемам генетики, и всегда он получал полную поддержку президента. С. И. Вавилов многое сделал для организации Института генетики Академии наук СССР. Он поставил вопрос о создании журнала «Генетика». Н. П. Дубинин писал, что еще в 1946 году С. И. Вавилов послал ему письмо, в котором предложил написать книгу «Генетика и эволюция популяций». К сожалению, всем этим планам не суждено было осуществиться при жизни Сергея Ивановича.

С. И. Вавилов всегда выступал против тенденции делить науку на «большую» и «малую». Еще во время войны в газете ГОИ он критиковал высказывания академика П. Л. Капицы, поддерживающего такое деление, и считавшего, что «большой» наукой должны заниматься лишь академические институты: «Прежде всего можно делить науку на «большую» и «малую» только post factum, а не ante factum. Скромная и специальная по плану научная работа иной раз post factum оказывается производящей переворот в науке, случается, однако, и обратное, то есть работа, предпринятая с грандиозными намерениями, не дает ничего. ...Заранее требовать от одних учреждений «большой» науки, а от других «малой» — это значит сделать глубокую теоретическую ошибку и вместе с тем ошибку по существу. Оптический институт никогда не делил свою науку на большую и малую и с этой точки зрения является очевидным экспериментальным опровержением классификации П. Л. Капицы. Один и тот же институт занимался строением атомов и разработкой полировальных паст, не предрешая заранее, что отсюда войдет в «большую» науку: post factum мы знаем, что в нее вошло и то, и другое».