Свет мой, зеркальце…

Он раздел пластикового дядюшку Тома. Толстовка без сопротивления сдалась на милость победителя — со звуком «чпок!» дубликат отделился от оригинала. Ямщик помял ткань между пальцами, дернул, проверяя на прочность. Случалось, одежда расползалась гнилой ветошью, но не в этот раз. Отлично, берем! Примерять обновку Ямщик раздумал — перебросил через руку и двинулся дальше, за пуховиком. Мимоходом он отметил, что нервничает. Безотчетное возбуждение иглой засело в мозжечке, страх копошился кублом сколопендр с острыми коготками на лапках. Презирая себя за мнительность, он дольше нужного постоял перед курткой, распяленной напоказ, изучил ценник, фирменный ярлычок. Так и есть, Канада.

Глаз — алмаз!

Подтверждение собственной правоты заметно подняло Ямщику настроение. По-хозяйски он оторвал дубликат от оригинала, висевшего на демонстрационной вешалке. Все, возвращаемся. Безбожно фальшивя, Ямщик стал насвистывать «Stairway to Heaven» — и умолк на полутакте, замер перед ограбленным афроманекеном. Нет, манекен не ожил с воплем «Держи вора!» Дядюшка Том торчал на постаменте в прежней позе, и толстовка на месте: дубликат — у Ямщика, оригинал — на негре. И бриджи с кроссовками…

Просто Ямщик проходил мимо афроманекена во второй раз.

В третий, поправил себя Ямщик. Один раз туда, два раза — обратно. Так, спокойно. Ты отвлекся, засмотрелся на что-то — на что, кстати? — сделал лишний круг. Вон выход, вон тележка с продуктами, рядом Зинка топчется. Арлекин с ней — бдит. Пол ровный, твердый; вперед, по прямой, никуда не сворачиваем, шаг за шагом…

Наверное, он все-таки моргнул. Слишком уж всматривался в стойки, тележку, стеклянные двери — вот мышцы век и не выдержали. Торговый зал не изменился, но пока Ямщик моргал, у него украли двенадцать шагов и двадцать секунд.

Он опять стоял возле манекена!

К горлу подкатил ужас. Попытка следовала за попыткой, и все дороги вели к дядюшке Тому. Манекен сверкал пластмассовыми белками глаз: «Что, брат? Боком вышла толстовочка? Лезь ко мне, будем куковать до морковкина заговенья…»

— Толстовка?! — взвился Ямщик. — Вот, бросил. И пуховик бросил! Голый уйду! Голый! Забирай! Всё забирай, меня отпусти!

Дело было не в одежде — и, конечно, не в манекене: что взять с болвана? Ямщик кинулся бежать, ожидая, что его завернет обратно, и да, его завернуло, только на сей раз удалось определить место, с которого он возвращался на исходную позицию. Пойти в обход? После долгих колебаний он подобрал толстовку и пуховик: хоть гибнуть, хоть спасаться лучше с добычей. Мелкими шажками, затаив дыхание, Ямщик приблизился к «точке возврата». На вид этот участок пола ничем не отличался от соседних. За шаг до отмеченной мысленно черты Ямщик наклонился вперед, вытянул шею, балансируя в шатком равновесии — со стороны это, вне сомнений, смотрелось клоунадой.

Куда он заглянул? Что увидел?!

В молодости Ямщику довелось напиться до состояния, когда люди и предметы начали двоиться. Завтрашнее похмелье было лучше не вспоминать, зато он хорошо помнил другое: как выглядел мир в те полтора часа, пока он добирался домой. Пространство «точки возврата» выглядело так же, с одной существенной разницей: тогда, зажмурив левый глаз, Ямщик мог ненадолго вернуть реальность в норму, а сейчас — нет. Щурься, жмурься — пьяная в стельку реальность двоилась, вызывая у зрителя приступы головокружения.

Он выпрямился, перевел дух. Видимая граница между обычным зазеркальем и двоящимся безумием отсутствовала. Ямщик сдвинулся на метр левее. Пробуем здесь?

Спустя полчаса он выдохся и, утирая пот со лба, присел в пустующее кресло продавца. Продавец в это время окучивал клиента, убеждая, что кашемировое пальто пойдет тому больше, чем кожаный кардиган. Клиент возражал, продавец настаивал; Ямщик представил, что останется в павильоне до самой смерти — и содрогнулся. Сколько времени человек может прожить без воды? Три дня? Неделю? Читал, да забыл… Он живо представил себе перспективы: кашель наждаком раздирает воспаленное горло, кожа шелушится, саднят язвы на губах… Лежит на полу, день за днем превращаясь в мумию, иссохший труп-невидимка. Возможно, другой бедолага, угодивший в зазеркалье, наткнется на останки Ямщика — и разделит его участь, застряв в беспощадной аномалии…

Боком, по-крабьи, Ямщик приблизился к окаянной преграде. Изогнулся, заглядывая: нет, так неудобно. И так тоже. А если под углом? Заныла поясница, в шее хрустнуло, но он добился своего: в мозг ворвалось изображение взбесившегося пространства. Усилием воли Ямщик подавил тошноту. Перед ним открылся вырезанный ножницами узкий фрагмент торгового зала. Тут было темнее, чем в обычном зазеркалье: воздух полнился взвесью тончайшей серой пыли. Мутный двойной коридор пересекали двойные ряды стоек с одеждой. С виду одинаково реальные (нереальные?!), ряды наслаивались друг на дружку, образовывали геометрические пересечения, от одного вида которых тело сотрясал озноб. В дальнем конце прохода бурлил, кипел туман: зеркало витрины?

Отвернись! Только мигрени нам сейчас не хватало!