Свет мой, зеркальце…

Нет, сначала о диване. Во всем был виноват скрипучий диван с вмятиной посередине. Ямщик долго, мучительно ворочался на нем, прежде чем заснуть. Двойник, думал Ямщик. Проклятый двойник. Ты не просто выдернул меня из покоя в опасность. Ты счел, что этого мало: всего лишь поменяться со мной местами. Ты еще и поменял местами всё внутри меня. Я — отражение в зеркале: правое стало левым, и наоборот. Что ты вытащил из меня наружу? Что спрятал внутрь? Я тайком — ну хорошо, не тайком — подсматриваю за голыми девчонками, живу в школьном спортзале, пригрел беспокойницу Зинку, сломя голову несусь на зов старика, помянувшего цитату про зеркальце, огребаю битой по башке; мне, взрослому женатому мужчине, снятся сны прыщавого недоросля в период полового созревания… Черт побери, это же не я! А кто?

Еще один двойник?!

Нет, сказал Ямщик себе той июльской ночью, когда на пороге лицея встал август. Это я. Правая сторона, левая, так или наоборот — это я. Вуайерист? Я. Неудачник? Я. Робинзон? Я. Говно всмятку, невротик, бомж — даже если во мне поменяются местами верх и низ, я никуда не денусь, разгуливая на руках пятками к небу. Пялиться на чужие сиськи — я. Дышать здоровым по̀том — я. Таскать за собой унылую зомби, которой невесть что от меня надо — я, и баста. Как орут самураи: йя-я-я-я! И бешеные дуры в топиках больше не будут лупить меня битами по голове.

Нет, не будут, не позволю.

Удивляясь собственным мыслям, еще больше удивляясь их возможным последствиям, он прошел в зал, зажег свет. Когда в помещении никого не было, зажечь или погасить свет удавалось без труда. Счет за электричество, подумал Ямщик. Счет выставьте зеркальному цеху. За энергию, воду, утилизацию отходов. Хихикая, похож на шизофреника в период обострения, он подошел к боксерскому мешку, заклеенному по трещине широким скотчем; ударил — скорее, пихнул — мешок кулаком. В запястье толкнулась острая боль: вздрогнула электрическим разрядом, стихла. Ямщик ударил еще раз, аккуратнее. Он видел себя со стороны: болван, паяц, третьесортный актеришка, комик из массовки, набранной для скверного фильма про кунг-фу. Изображать Джета Ли? — обойдетесь. Банальщина, улица, двор, потасовка школьников: в голову с левой руки, в живот с правой. У лысого сенсея получалось лучше; черт возьми, у дистрофика в инвалидной коляске получилось бы лучше, но ничего, сойдет. Левой в голову, правой в живот. Да, вот так я бил двойника. Помню. Да, вот так он выдернул меня сюда. Помню. Да, я смешон. Знаю. Я псих. Я неправ; я не лев. Левой в голову, правой в живот. Правой в голову, левой в живот. Задыхаясь, хрипя: раз-два.

Раз-два. Раз-два.

Когда резь под ложечкой стала невыносимой, Ямщик оставил мешок в покое. Бита, вспомнил он. Биту кулаком не остановишь. Взять в строительном супермаркете топор? Охотничий нож в «Сафари»? Рано или поздно кто-нибудь произнесет вслух: «Свет мой, зеркальце…» — и меня кинет через весь город, потащит на аркане, захлестнет ожиданием нелепого счастья. Я добегу, протяну руку — уж не знаю, к чему — и лягу, как бык под кувалдой? Нет уж, дудки, хватит вам меня тиранить! Он ясно представил, как рубит бой-девицу топором, режет ножом (обушок в зазубринах «кишкодёра»), и Ямщика замутило. Не смогу, отметил он. А что смогу?

Тоже обзавестись битой?!

В углу зала, в декоративном ведре высотой до середины бедра, стоял деревянный меч. Боккен, вспомнил Ямщик, отрывая от меча дубликат. Нет, чепуха. Тут вам не кино, эта штука — для спецов. Битой можно врезать сплеча, по-простецки, а здесь без навыков не очень-то врежешь… Нам бы чего попроще. Вот, колотушки. Ничего колотушечки, приятные. Мысленно извинившись перед благородным боккеном, Ямщик бросил меч на пол — дубликат, несмотря на зеркала, растаял за три секунды — и вытащил пару коротких, локтя в полтора, колотушек, похожих на поварские скалки для раскатывания теста. Рядом с мечом они смотрелись рикшами в обществе божественного микадо. Отлично, точнее, банзай: мы рядом с сенсеями тоже выглядим не лучшим образом. Тяжеленькие, да. Килограмм? Кило с хвостиком? Ручка круглая, ухватистая. Боёк — толстый восьмигранник, к концу расширяется. Дерево светлое, в фактурных коричневых прожилках. Бук? граб? Мелочи, подробности, еще вчера не имевшие для прежнего Ямщика ни малейшего значения, сегодня доставляли Ямщику новому яркое, считай, физиологическое удовольствие. В дозеркальной жизни он со всей искренностью гуманитария презирал «заклепочников», любителей подсчитать точное количество заклепок на башне танка или рыцарском доспехе времен императора Максимилиана, чтобы выставить результат главным художественным достоинством книги: «Джеймс Марчингтон выхватил из ножен на бедре «Tigershark» производства «SOG Knives» (Эдмонс, Вашингтон, США) с лезвием в девять дюймов, сделанным из высокоуглеродистой стали твердостью Rc 56–57. Пальцы Джеймса крепко сжали рукоять из резины «кратон», с сетчатой накаткой по всей поверхности…» — но сейчас, о-о, сейчас, когда подробности жизненно зависели от близости отражающих поверхностей, Ямщик смаковал их, будто лакомство.