Свет мой, зеркальце, скажи…

Обучаются, глядя на отношения своих родителей, друзей, знакомых, читая книги и просматривая кинофильмы. И, конечно же, на собственном опыте, начиная от первой, порою, молчаливой и безропотной школьной влюбленности. Порой – от несчастной, неразделенной любви. Но даже если она и не была взаимной (а это случается довольно часто в жизни, и это тоже надо понимать), то всё равно – прекрасно уже то, что любовь была. Это, ведь, всё равно лучше, чем прожить жизнь и никогда не испытать этого чувства. Как там у поэта:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

Конечно, лучше любовь взаимная, кто будет спорить. Но всё это – из области высоких материй: даже, возможно, божьего дара, особого таланта. Всё это, повторюсь, понятия, весьма, деликатные. И непостижимо-загадочные, как тайны мирозданья…

Как любить и быть любимой – нельзя выучить, вызубрить, как теорему по геометрии. Это можно постичь душой, умом и сердцем. Или не постичь. Увы. И тогда…

«Ах, так! Ты меня еще запомнишь»! «Кто не с нами, то против нас»! «Ты об этом еще пожалеешь»! – сколько раз я слышала нечто подобное в свой адрес, не сосчитать.

Я слышала это по жизни и от ровесника-студента, и преподавателя московского университета, просто коллег по работе и коллег, занимавших начальственные должности, и прочих знакомцев-незнакомцев… За сими словами, как правило, следовала месть, если ее можно было осуществить. Иногда – мгновенная, и какая-то мелочная и жлобская. Иногда, растянутая во времени и, словно, выжидающая момента, чтобы уколоть неожиданно и побольнее из-за угла: как нож в спину, за однажды произнесенное мною слово «нет»…

…Один преподаватель факультета меня очень разозлил. Помню, он подошел к моему столику в буфете, предварительно вежливо осведомившись, не помешает ли мне. Неожиданно разоткровенничавшись, похвастался, что недавно устроился сюда на работу.

(Кажется, он преподавал политэкономию).

Слово за слово, как-то незаметно, «выцыганил» у меня телефон моего московского дядьки, у которого я остановилась в ту летнюю сессию.

Вскоре, когда он позвонил, от его вежливости и обходительности не осталось и следа: настолько бесцеремонно начал приглашать меня в гости к себе то ли домой, то ли на дачу.

Короче, я его тут же послала. Вежливо, конечно. Намекнув ученому мужу, что нехорошо злоупотреблять служебным положением в корыстных целях.

– Что вы себе такое позволяете? Как разговариваете с педагогом? – тут же гневно обрушился он на студенточку.

– А вы что такое себе позволяете? – тут же парировала я откровенному мерзавцу и хаму.

– Ничего, вот заявишься ты ко мне сдавать экзамен, я тебе еще покажу…

– А я к вам просто никогда не приду, неужели вы не понимаете? – сказала я и рассмеялась.

Меня возмутило, как он быстро сорвался на «ты». Впрочем, чему удивляться…

– К счастью, есть и другие, приличные преподаватели, – добавила я в конце нашей «замечательной» беседы и повесила трубку.

А сама невесело вздохнула. Я тогда еще училась на третьем курсе, и мне был только двадцать один год. Но я уже начинала уставать от таких вот неожиданных наскоков представителей мужеского пола. Я уже тогда начинала сознавать, что, когда подобное «количество переходит в качество» – это становится некой данностью жизни, даже помимо моей воли и желания. И что отныне, засучив рукава, мне придется постоянно отбиваться от настырных особей, которые со своим охотничьим инстинктом засели в дремучих зарослях джунглей, и в любую минуту готовы броситься на яркое оперение…

…Однажды в харьковском зоопарке я остановилась у клетки со львом, залюбовавшись этим истинным царем природы. Как же он был красив и хорош, не смотря даже на жизнь в неволе и уже немолодые годы.

Я в долгом одиночестве наблюдала за ним. Лев был спокоен и невозмутим. Только временами глаза его загорались блеском и ноздри начинали вдруг трепетать. Он смотрел куда-то прямо перед собой. Я проследила траекторию его взгляда. Там, в глубине зоосада, под присмотром родителей вокруг клумбы с цветами бегала с визгом в ярких летних одеяниях детвора дошкольного возраста. Возможно, генная память красивого и большого зверя, среагировавшего всего лишь на движущиеся объекты, выдала ему какую-то яркую картинку из жизни забытых африканских саван… Только и всего.

– Лёва, Лёва, – позвала я хищника, бросив в прорезь его клетки яблоко.

Царственное животное снисходительно, а может быть, даже презрительно посмотрело на мое скромное угощение, даже не понюхав его. И продолжило свое наблюдение за яркими движущимися пятнами, быстро мелькавшими в летней зелени деревьев.