Свет над землёй

Но было обидным не то, что ушли они далеко вперед, — с этим можно было смириться, ибо и на Кубани, где тачанка еще в моде, все уже знают, что даже самые холеные жеребцы не угонятся за машиной; можно было бы простить и то, что пассажирам довелось глотнуть пыли и потом еще долго вытряхивать пиджаки и фуражки, — к этому в летнюю пору на Кубани тоже давно привыкли. Горькую же обиду, вернее — не обиду, а зависть, в душе кучера вызвали те насмешливо-гордые улыбки, которые он успел заметить на самодовольных лицах шоферов, именно те улыбки, которые говорили: «Эй, управители лошадиного транспорта! Крути хвосты, подбавляй газу, — все одно не догонишь!»

Те водители грузовых машин, которые стремительно обогнали стансоветскую тачанку и насмешливо посмотрели на кучера, вдобавок ко всему были еще и большими гордецами, считавшими, что держать в руках не руль, а вожжи и кнут — недостойно мужчины. Но вскоре, как только въехали в Рощенскую, они изменили свое суждение о конном транспорте, ибо на площади, против окон райкома, давно уже стояли тачанки и линейки, а кучера с самодовольным видом распрягали приморившихся лошадей и давали им свежей и сочной травы.

21

Кто бывал летним утром в Рощенской и видел восход солнца, когда сады в ярких лучах кажутся не зелеными, а темно-розовыми; кто наблюдал красивые искорки росы на листьях, сочную зелень парка на площади, сырой холодок, падающий от деревьев через всю улицу, а площадь уже людную и шумную, — тот во всем этом светлом и мягком-мягком облике станицы замечал необычайную свежесть и молодость.

День только-только разгорался, а у здания райкома уже расположились обширным лагерем и машины, и бедарки на двух колесах, и привязанные к коновязи лошади, укрытые бурками, и тачанки, в задках которых распряженные кони наслаждались сочной травой. По всему было видно, что сюда съехался актив — люди, известные не только у себя в станицах, но и в районном центре, где им частенько приходилось встречаться и на бюро, и на исполкоме, и на сессии. Это были соседи и старые друзья по работе, и поэтому у них не было недостатка ни в рукопожатиях, ни в разговорах, ни в расспросах, ни в громком смехе, ни в том, чтобы закурить из одного кисета и постоять компанией у пивного ларька.

Площадь шумела людскими голосами, и в этом нестройном говоре можно было уловить лишь обрывки фраз.

— Здорово, Прохор Афанасьевич! Как действует электричество?

— Приезжай да посмотри.

— Ты ж с докладом прибыл или как?

— А! Семен! Дорогой ты наш директор!

— Вот кто нам поведает правду!

— Привет «Кочубеевке»! Что такая гордая? План не выполнила, а нос дерешь.

— Стефан Петрович, привет тебе от Гордея Афанасьевича! Заболел, бедняга, и вот не смог приехать. Уже и речь приготовил, а высказать не смог. Все о финансах печалится.

— Так, значит, ты решил в пять дней поставить всю линию? А где возьмешь столбы?

— А у меня запасец.

— Почему ты удивляешься моему успеху? Я же процентов восемьдесят пустил в комбайны — никакой тебе тревоги.

— А с хлебом первым рассчитался Рагулин?

— Разве его обгонишь! Но мы тоже вчера завершили.

— Тимофей Ильич, знать, сынок дюже важную новость привез из Москвы?

— На сессию ездил, а в свободное время всякими делами занимался. Для района закупил таких машин…

— Так, так. Знать, закупил… Молодец!

— Стегачев несет газеты.

— Илья Васильевич, неси и нам свежую новость.

— Здорово, редактор! Что нового в печати?

— Сидор Акимович, а как твоя «ворошиловка», та, что сеял в низине? Не вымокла?

— Ого! Та «ворошиловка» стояла как лес.

— Сколько дала центнеров?

— Двадцать восемь с гаком.

— Вот это да!

— Эх, мне бы никаких прений не нужно, если бы только получить грузовые машины… Тогда бы я с электролинией выскочил. А иначе транспорт живьем зарежет.

— А как же с тракторами? Придется делить?

— Без дележки все уладим. Я уже говорил с Кондратьевым…

— А я говорил в крайсельхозотделе.

— А марьяновцы еще не приехали?

— Скоро прибудут.

— Это не ихняя машина пылит?

— Нет, это беломечетинцы.

— Танюша, милая, да у тебя все делегатки! С мужчинами не живешь в ладу?

— Всякое бывает, но женщины у нас актив надежный. Познакомься: моя помощница Варвара Сергеевна Аршинцева.

— А мы уже знакомы. Помнишь, телушку на базаре вместе выбирали. Теперь она уже корова, славная стала.

А посмотрите, как был встречен Хворостянкин. Знакомая всем тачанка с красочным видом Кубани на задке и с надписью «Красный кавалерист» лихо вкатилась на площадь, и не успел Никита приостановить горячих, в мыле, коней, как Хворостянкин браво, как всегда, соскочил на ходу и, подпушивая усы, сразу очутился в кругу друзей. И тут же, после довольно крепких рукопожатий, начались угощения табаком — кисеты и пачки «Беломора» были протянуты к рукам Хворостянкина. Однако Игнат Савельевич, чтобы не уронить в чужих глазах свое достоинство, даже не взглянул на кисеты и пачки «Беломора», а усмехнулся в усы, вынул белый целлулоидный портсигар, доверху набитый «Казбеком», и сказал:

— Отведайте моих ароматичных.

— Можно и ароматичных.

— Игнат Савельевич, а как оно работается? Какие планы?