Свет надежды

— Да, конечно… но иногда я думаю, что, наверно, я заслуживаю как раз того, чтобы сидеть тут, с этими психами.

Крис заглянула ему в глаза. В глазах у Ивена стояла тоска. Весь ее гнев сразу куда-то улетучился. Ей захотелось сделать его счастливее, но она знала, что счастливым человека сделать может лишь он сам.

— Нет, ты этого не заслуживаешь, — тихо сказала она.

— Серьезно?

— Серьезно.

Ивен обнял ее за плечи, и она прижалась к нему.

Они долго сидели молча. У Крис все еще немного кружилась голова, и ей хотелось уснуть прямо тут, прижавшись щекой к шелковой рубашке Ивена. Нет, спать нельзя… она собиралась сказать что-то важное. Высказать какую-то мысль, которая возникла у нее сразу, как только она приехала в Лос-Анджелес.

— Ивен…

— Да?

— Слушай, вот все эти люди, участвующие в шоу-бизнесе, — мне кажется, что они немного преувеличивают и выставляют напоказ свои чувства…

— Немного?

— Ну хорошо, очень сильно. Но, по-моему, они не более извр… извр… извращенные, чем любые другие, — выговорила она и облизала губы. — Трудно говорить, язык заплетается. Я имею в виду, человек может развратиться в Лоумане с таким же успехом, как и в Голливуде. Дело не в месте, а в самом человеке.

— Какая глубокая философская мысль.

Она приподняла голову и легонько ткнула его кулаком в бок.

— Нечего со мной разговаривать таким снисходительным тоном!

— Извини.

— Нет, Ивен, подумай сам. — Крис снова опустила голову ему на плечо и почувствовала, как он крепче обнял ее. — Нет, конечно, здесь принято повсюду кричать о том, что другие держат в тайне. Все секреты в Голливуде на виду. Кто сделал косметическую операцию, кто перекрасил волосы. Вон в той гардеробной открыто курят марихуану. А эти парочки, которые удаляются в укромные уголки и через некоторое время возвращаются, оправляя одежду!

— Надо же, какая ты наблюдательная!

— Да это же только слепой не заметит! Но и у нас в Лоумане есть свои тайны. Наш мэр, Фрэнк, — помнишь его? — носит ботинки с потайным каблуком. А ты знаешь, отчего он до сих пор не женат? Из-за своей покойной матушки. Пока она была жива, она его никуда одного не отпускала.

— Неужели?

— Одна из кассирш в банке — неважно, как ее зовут, — много лет живет с президентом банка. Они встречаются каждую неделю в мотеле «Постой» на Шоссейной улице. Директор моей школы держит в столе бутылочку и прикладывается к ней каждый раз, как звенит звонок, так что к вечеру он уже совсем хороший. Люди есть люди, Ивен. Здесь они одеваются в парчу, в моем городе — в дешевую синтетику. И все равно они везде одинаковые. Хорошие, плохие, психи, нормальные… — Она икнула и поспешно зажала рот ладонью. — Вот это я и хотела тебе сказать. Может быть, это не так, но мне так кажется.

Он поцеловал ее в макушку.

— Приму к сведению.

— Да, я слишком много болтаю. Это все виновато шампанское…

Музыка проплывала над ними и таяла вдалеке. Печально заухала сова. Где-то залаяла собака. Крис и Ивен молчали.

Наконец Ивен нарушил молчание.

— Ты знаешь, Крис, я все-таки люблю тебя.

13

Она услышала эти слова, поняла их, но они почему-то не вызвали у нее ожидаемой радости.

— И тебя это мучает, — сказала она.

— С чего ты взяла? — У тебя голос совсем похоронный. Ах, Ивен, Ивен, что ж мне с тобой делать?

— Пристрелить, чтоб не мучился, — мрачно предложил Ивен. — Давно мне не было так хреново. Вся жизнь наперекосяк.

— Отчего? — Она почувствовала, что в один миг протрезвела.

Ивен снова прижал ее к себе, потом встал, подошел к краю галереи. Некоторое время смотрел в ночь, потом обернулся, облокотившись на перила.

— Я думал, что у меня все уже четко определено. Я знал, кто я такой, зачем живу и чего хочу в этой жизни. А потом появилась ты, и вдруг оказалось, что я на самом деле ничего о себе не знаю. Раньше у меня внутри был какой-то стержень. Я жил, руководствуясь тем, что связи не тянутся долго и на любовь рассчитывать не стоит, потому что это чувство — лишь необходимый элемент голливудских фильмов.

Он уставился в землю и покачал головой.

— А теперь? — спросила Крис.

— А теперь я чувствую, что меняюсь. И не уверен, что к лучшему. Стержень выпал. И я теперь себя чувствую каким-то… беззащитным и растерянным.

Ивен вскинул голову и уставился на нее, стиснув кулаки:

— Вот что ты со мной сделала!

— И ты не знаешь: то ли обнять меня в знак благодарности, то ли свернуть шею за то, что я разрушила твой привычный мир.

— Вот-вот, что-то в этом духе, — кивнул он, не улыбнувшись.

Он снова сел рядом с Крис и стиснул ее руки.

— Крис, — сказал Ивен дрожащим голосом. — Я ведь занудный, надменный, ревнивый тип. Я себялюбец и собственник. Я старый распутник и циник. Какого черта ты в меня влюбилась?

— Из мазохизма, наверное, — хмыкнула она.

— Слушай, я серьезно!

— Я понимаю, но ты слишком уж суров к себе. Да, конечно, может быть, все, что ты перечислил, есть в тебе, но ведь ты к тому же умный, талантливый, нежный и страстный, и еще — ты заставляешь меня чувствовать себя красивой и желанной. Наверно, это все тоже кое-чего стоит?

Он пожал плечами.

— Я еще не сказал тебе главного. Понимаешь, я не знаю, смогу ли я довериться женщине.