Свет надежды. Истории, которые поддержат и укажут путь

Занимают пространство. То стул унесут, на котором человек сидит и работает. То на его стол поставят грязные чашки. Или вообще передвинут стол в темный угол. А на кухню приходят всей семьей, когда человек готовит свой скромный ужин. И на все конфорки плиты поставят по кастрюле. И сядут на все табуретки. Или будут стоять за плечом и пыхтеть.

И что скажешь? «Вы занимаете мое пространство? Неприятно тесните меня и громко пыхтите?» Так снова ответят: «Какие дикие претензии. Что же мы, не имеем право кашу свою разогреть? И дышим неправильно? И на ваш драгоценный стол посмели чашку поставить? Да вы в своем уме, милая? Вот как с тобой жить и работать?»…

А про магию и капли воска лучше и вовсе не заговаривать. Какая магия? Какие бумажки с проклятиями, пляшущие человечки и фигуры на двери? Какие иголки в пальто? Да вам надо лечиться. Вы опасный человек, психический! Как с вами рядом жить-то и работать? Вот так ответят. А потом будут сыпать соль и шептать. Выживать из дома… Это тоже безнаказанный способ морального давления и отравления.

И создается вот эта ужасная отравленная атмосфера, в которой человек задыхается и болеет. Он не может уйти. Ему надо деньги зарабатывать, ему нужна эта работа. Или вот он комнату купил на все свои сбережения и еще в кредит залез. У него нет другого жилья, а комнату покупать никто не хочет. Слишком уж лица говорящие у жильцов. И взгляды недобрые. И странные фигуры на дверях нарисованы…

Выживают не прямым нападением, это реже бывает. И проблемы тем, кто выживает, не нужны. Они создают невыносимую отравленную атмосферу, чтобы жертва сама убежала. Оставила комнату и не смела возвращаться. Или с работы уволилась. Сама. Или сам.

Иногда лучше уйти. Если есть куда, конечно. Или надо уменьшать свою чувствительность, восприимчивость, ранимость. В них все дело. Профессионалы почуяли слабость, поняли, что перед ними чувствительный человек, вкусная пища. Кто не сопротивляется – тот пища.

Изменить тех, кто выживает, невозможно. Они вот такие. И будут действовать именно так. Изменить можно только свою реакцию и свои действия, если идти пока некуда.

Убирать грязные чашки со своего стола. И приниматься за работу. Продолжать готовить ужин, убирая кастрюлю с одной конфорки. Можно добавить: «Извините! Разрешите! Пардон! Мерси!» – что-нибудь вежливое. Или расписание приготовления пищи составить и дать соседям на подпись для ознакомления. И график посещения ванной тоже составить. Повесить на своей двери.

Что же делать в такой ситуации? Все фиксировать, записывать, отмечать. Все придирки, замечания, требования. Фигуры на дверях и соль под дверью – просто фиксировать. И не ждать ничего хорошего. Не удивляться недоброму отношению и злобным взглядам. Продолжать работать и жить. И твердо говорить, что вы не уйдете. Потому что идти вам некуда. Вы здесь останетесь.

Потому что любые попытки бегства и слезы только усугубят ситуацию. Злодеи увидят, что близки к цели, вы почти капитулировали! Надо еще немного поднажать и еще пару ритуалов провести.

Но потихоньку, секретно, ищите лучшее место. Подальше от этих колдунов и латентных агрессоров. Ищите выход, потому что долго жить в такой атмосфере невозможно. Это опасно для здоровья, вот и все. Но обычно происходит вот что. Когда агрессоры понимают, что жертва не уйдет, они отступают. Особенно если оказывать сопротивление, тихое и не агрессивное, но регулярное.

Знаете, многие ученые и другие интеллигенты выживали в лагерной обстановке, куда более опасной. Им деваться было некуда, вот они и учились отстаивать свои права и свое место. Но учились делать это аккуратно, чтобы сохранить жизнь. И сохраняли – и жизнь, и достоинство. Это тяжелое испытание. Если уйти совершенно некуда, надо укреплять свою защиту. Искать поддержку. Моральную и юридическую…

Или еще можно сдать свою комнату очень выгодно уроженцам южных стран. Как ни странно, соседи почему-то не стали на этих уроженцев косо смотреть и мешать им плов готовить. Сначала пытались. Но потом просто стали готовить на плитке у себя в комнатах. На кухне стало очень тесно.

Вот об этом забывают те, кто выживают кого-то: на место слабой и запуганной девушки могут прийти другие жильцы. Или сотрудники…

Даже у самого тяжелого, одинокого и бедного детства есть надежда.

Надежда на то, что потом все переменится. Надежда на продолжение, на счастливое продолжение. Надежда на новую жизнь.

Ты можешь выздороветь, стать сильным, разбогатеть, встретить свою любовь – потом. Вот это «потом» – это надежда.

Даже у самой сытой, богатой и счастливой вроде бы старости надежды нет. Нет «потом». Потом только дряхлость и смерть.

Старик и ребенок слабы и зависимы. Но у ребенка есть надежда. А у старика – нет.

Это печальная правда. В этом трагедия старости. Сколько бы человек ни бодрился и ни боролся, «потом» нет. Все усилия бессмысленны. Это не усилия того, кто ждет перемены к лучшему. Это усилия продлить свою старость.