Свет Неутешенных

– Не худшая цель. Думаю, пока на этом всё. Можете отдыхать, завтра я дам необходимые распоряжения. И ещё… позовите мне того стражника.

В принципе, Нерори мог-то давно уйти, что-то его остановило. Он стоял, держась за рукоять клинка, и вслушивался в тишину, изредка нарушаемую постукиванием колёс тюремной повозки, уезжающей прочь. Последний патруль вернулся в ожидаемом одиночестве. Кортвелл хотел страшно выругаться, но смолчал, наткнувшись на проницательные глаза Правой руки.

– Глава хочет тебя видеть, – Ривлик слегка повернул к Нерори голову, оставив взгляд недвижимым. – Не откладывай. Не думаю, что он отдал бы несрочный приказ.

Нерори снял капюшон. По коже немедленно проскользнул неприятный ветерок, и следом из темноты донёсся далёкий шелестящий звук, от которого пальцы, сжимавшие рукоять, беспомощно разжались.

Сестринские опасения

Агнес так и не смогла переехать на первый этаж их узкого вытянутого дома после пропажи родителей – что было бы явно удобнее. Когда Нерори возвращался домой, он чувствовал себя одиноким. Будто и старшая сестра, единственная, кто у него остался, исчезла.

Этой ночью всё осталось по-прежнему. В прихожей – пусто, так же как в крошечной гостиной, слева, где когда-то отдыхали мать и отец.

– Агнес… – вяло позвал Нерори, после чего отправился на кухню. Странно, как легко их жилище сделалось для него чужим.

Сестра вскоре спустилась. Робкая, с похожим округлым личиком, разве что миловидным. Почти что всё своё время она проводила дома, боялась соваться наружу из-за рассказов брата.

Агнес приветственно улыбнулась ему и поставила на плиту остывшую сковородку с подсохшим телячьим жарким.

– Всё спокойно?.. – осторожно осведомилась она, не обернувшись.

– Сомневаюсь, что теперь… – Нерори остановил себя, вспомнив, что подобные слова лишь расстраивают сестру, и уселся за стол. – Да… сегодня всё в порядке.

– Может, тебе уволиться из городской стражи? – Агнес тут же повертела головой, – Устроишься в шахты, Остролистам всегда нужны рабочие. Прости, я волнуюсь и всё. Забудь об этом.

– Да нет, в чём-то ты права, – тьма за зашторенным окошком стояла у Нерори перед глазами, не позволяла отвернуться, держала в постоянном напряжении. Сковородка зашипела, это не помогло отвлечься. – Стражник из меня никчёмный. Но нас и не так много, чтобы разбрасываться людьми.

– Это опасная работа, Нерори. Очень. Тебе же известно, что скрывается в ночи… Я всё ещё молюсь, чтобы Бледный Свет оберегал тебя, но после всего, что с тобой произошло, я не верю, что это имеет хоть какой-то смысл.

– У нас новый глава, – Нерори, как всегда, проигнорировал сестринские предостережения. – Оглас Тод. Он расспрашивал меня о Мейноке, о той ночи. Всё равно они не поверят, сочтут меня ополоумевшим трусом.

Подогревшееся чуть подгоревшее мясо Агнес соскребла в миску и поставила перед братом, потом налила ему кружку выветрившегося эля.

– Те слухи правдивы. Сегодня в «Пёстром карпе»…

Нерори с усмешкой приподнял брови.

– Ты выходила из дома?

– Я устала сидеть одна. Тем более, это близко. Когда-то тебе придётся рассказать, хотя бы господину Правой руке. Он… мрачноват, конечно, но кому-то надо довериться.

Нерори запустил в рот кусочек мяса и прожевал без удовольствия, не отводя глаз от окна.

Глава 4. Ветер в щелях

День выдался туманный и молчаливый. Особняк Недсэмов возвышался над соседними домами, как благородный одинокий исполин. Целых четыре этажа на восьмифутовом фундаменте, укрытых от непогоды тёмной башенной крышей, которую только недавно подлатали – успели как раз до того, как началась долгая морось.

– Госпожа, ваш кофе, – на пороге возникла служанка в скромном бесцветном платье. Дженнет, славная девушка, хоть и нерасторопная. Бережно держа поднос, она подсеменила к туалетному столику, шурша излишне хрупкими ножками по ковру. – Садовник должен прийти совсем скоро.

– Садовник? – Синтия Недсэм нехотя отвела пепельные глазки от окна. Врождённая бледность лишь усугубляла её безмерно тоскливое выражение. Общая мрачность спальни также сказывалась.

– Ваш отец просил принять его в своё отсутствие.

Дженнет поставила неполную кружечку возле зеркала и убрала поднос подмышку.

– Кому какое дело до неопрятных кустов, если на улицах пусто?..

– Даже в такое время нельзя забывать об опрятности, госпожа. Мой отец всегда говорил: «Красота воодушевляет, как бы плохо ни обстояли дела, а её недостаток способен очернить даже самый ясный денёк».

Синтия запахнула накидку, прикрыв сползший почти до рёбер растянутый разрез ночной рубашки.

– Думаю, он без раздумий опроверг бы свои слова, если бы дожил до этого «ясного денька».

Губки Дженнет распрямились, но не дрогнули.

– Как скажете, госпожа. Я могу идти?

– Прости, Дженнет… – молодая госпожа досадливо помрачнела. – Я не в духе…

– Я не в обиде, госпожа, – служанка проверила, не растрепались ли скромно убранные назад светлые волосы. – Мне тоже не по себе в последнее время. Всё какое-то… Не знаю правильного слова.