Свет ночи

Я принял душ, сбросил покрывало на навощенный паркет, лег на большую мягкую кровать, открыл темно-серую папку. Покупал оживший покойник не лимонный пирог и не колбасу, а — ну конечно, конечно же! — пиво, выйдя из магазина-киоска-ларька и открыв бутылку, начал пить, но его спугнули трое местных молодых людей, у всех троих фамилии начинаются на «б»: Бадовская, Боханов и Бузгалин. Они были первыми, кто видел покойника. Никто из них на роль продуцента бреда вроде бы не годится. Социальный статус у всех троих невысокий. Бузгалин год назад, до того, как уехал в областной центр учиться в колледже кулинарных искусств, посещал художественную школу, где преподавал покойный. У Бузгалина мог быть некий мотив, думаю я. Скажем — видел себя художником, а Лебеженинов не разглядел в нем таланта, раскритиковал его работы. Месть несостоявшегося Ван Гога. Объявить своего педагога оборотнем. Это — красиво. Гитлер отомстил венской академии еще круче. Лиза Бадовская приехала на каникулы, учится в институте, в Столице, так и написано, — в Столице, с большой буквы, будущий почти коллега, социолог, как и Бузгалин, училась у Лебеженинова, была его любимой ученицей, он писал ей рекомендацию в — ишь ты! — в Строгановку, ну-ну. Так, и Боханов, самый старший, ныне — стажер полиции, мечтает стать инспектором ГИБДД. Этот у Лебеженинова не учился, отслужил в армии, боксер… Недопитая покойником бутылка пива в качестве вещественного доказательства хранится в городском отделе внутренних дел. Содержимое перелито в специальную емкость, отослано на экспертизу, отпечатки же на бутылке предположительно совпадают с отпечатками Лебеженинова, снятыми со стакана, переданного для сравнения его вдовой, в настоящий момент с отпечатками работают в областной криминалистической лаборатории.

Среди бумаг в папке также справка от местного психиатра, человека явно не совсем здорового. Он употребляет словосочетание «индуцированный бред», причиной, которая могла его вызвать, считает распыление психотропных боевых веществ с целью проверки обороноспособности наших северо-западных рубежей и устойчивости наших граждан к влиянию западной идеологии. Далее психиатр предполагает, что Госдеп Соединенных Штатов мог профинансировать, а покойный Лебеженинов мог согласиться на полевое испытание этого препарата, превращающего людей в нечувствительных к боли и эмоционально глухих монстров. Несомненно, у психиатра с зятем глубокие, серьезные отношения.

В меморандуме Тупина Пэ-Бэ мелькают слова дестабилизация, информационная война, воинствующий либерализм. В таком же ключе дана и его же справка о самом покойном. Умело маскирующийся общественный активист. Смерть Лебеженинова представлена как далеко идущая провокация с целью дискредитировать городские власти и местные правоохранительные органы. Я закрываю папку. За что? За что мне все это?!

Слышно, как скрипит дверь напротив, как открывается дверь рядом. Я встаю с кровати, запихиваю папку в рабочую сумку, выпиваю две таблетки обезболивающего и отправляюсь в бар, куда около семи спускаются Тамковская и Извекович. Глаза у них блестят. У Тамковской румянец заливает скулы, за воротом блузки угадывается след поцелуя. Тамковская заказывает белое вино, Извекович — кофе и рюмку коньяка, я допиваю третью порцию рома, когда сажусь на заднее сиденье «мерседеса», стекла сразу запотевают. Тамковская тяжело вздыхает. Я кидаю в рот кусочек мускатного ореха…

…Мы сидим за большим овальным столом. Присутствуют глава городской администрации, главврач больницы, полицейский начальник, бровастый, широкоплечий главный местный эфэсбэшник, Петя Тупин, дама с широкими скулами, пухлыми губами, Тамковская, Извекович и я. Пухлогубая заведует местным образованием, говорит, что благодаря усилиям городской администрации процент поступивших в высшие учебные заведения выпускников средних школ городка неуклонно растет, но все еще есть дефицит учителей, а школьный учитель — основа здорового общества. Глава администрации, молодой, крепкий, мордатый, с одобрением кивает ее словам, дожидается паузы — пухлогубая сглатывает накопившуюся от возбуждения слюну — и сообщает, что кабинеты нам выделены, что нуждающиеся в помощи уже выстроились в очередь. Глава благодарит нас за то, что мы смогли приехать. В вазоне на столе лилии, тяжелый аромат дурманит, пухлогубая открывает рот, но глава, привстав, накрывает ее руку своей, когда опускается на стул, она вытирает покрытый испариной лоб салфеткой, достает планшет, начинает листать какие-то страницы, у ее губ пролегают глубокие складки. Слово берет главный местный эфэсбэшник. Он обещает нам всемерную поддержку и помощь, говорит, что те, кто верит, будто оживший покойник существует на самом деле, создают угрозу государственным устоям, однако надо разделять тех, кто наивно заблуждается, и тех, кто веря в покойника, наделяют его чертами мученика, придают ему ореол и обвиняют в недоработках органы правопорядка.