— Рублев 30. А кроме того к нему материю давали, струмент, нитки. В хозяйстве все сгодится. На круг полсотни целковых будет.
— А что бы ты сказал, если узнал, что цена этой карточке десять тысяч?
— Брешешь, — Виктор аж отшатнулся.
— Вот те крест, — произнес Конечников, как бывало раньше, осеняя себя крестным знамением.
— Братуха, обожди, — сказал Виктор. — Схожу, проверю, цела ли.
— А заодно и принеси, — напутствовал его Конечников. — Покажу, что в ней ценного.
Виктор вернулся быстрее, чем мог себе представить Конечников. Из дома раздался плач разбуженного Николеньки и сердитая воркотня Томы, про оглашенных мужиков.
— Вот оне, — произнес Виктор, крепко и бережно сжимая в лапах кусочки пластика.
— А ну дай одну.
— А зачем? — опасливо поинтересовался брат. — Не испортишь?
— Дурак ты Витька. Стал бы я тебе тогда про десять тысяч говорить?
— И верно… Чего это я… — недоумевая самому себе, произнес брат, с трудом разжимая пальцы.
— Давай, не ссы. Из серии — невероятно, но факт.
— Ты чего, шутишь, что-ли? — разочарованно сказал брат. — А я-то поверил, купился. И в правду, че в ней такого ценного. Разве что пластмасс.
— Да, она мало чего стоит сама по себе… — ответил Федор. — А теперь смотри внимательно.
Конечников поднес карточку к считывателю браслета. Раздался сигнал. Загорелся дисплей, больно ударив привыкшие к темноте глаза.
— Пресвятая Богородица, — произнес Виктор и забористо выругался. — По глазам… Ты ведь знал.
— Потерпишь. На экран смотри.
— Креди… кредит… А — «кредитная» — наклоняясь к светящемуся окошку, прочитал Виктор, от натуги непроизвольно хватая себя за голову и проглатывая от волнения окончания слов. — Кредитная карта цен… централь… резер… банка. Какая банка?
— Короче, это кредитная карточка. По ней можно деньги получить. Сумму видишь?
— Ебить твою налево, — от неожиданности вырвалось у Виктора. — Десять тыщ рублев. Десять тыщ рублев. Мы богатые, Федька.
— Подожди, — оборвал его Конечников. — Все ли карты у тебя?
— А вон ты про что… — завелся брат. — Обвели меня вы космонауты вокруг пальца, как недоумка малого. Не, я пойду ее обратно стребовать. Я ему морду набью, ироду.
Виктор рванулся было к калитке, но видя, что брат не пытается его остановить, встал. Крайт, выскочив из конуры забренчал цепью и глухо, басовито залаял, поддерживая хозяина.
— Далеко собрался?
— А ты, умнай, — сказал Виктор и снова выматерился, отвернув голову. — Тебе и горя мало. Все вы ироды такие. Нет, чтобы брату помочь.
— А что ты сделаешь. Сейчас, ночью, один. Да тебя даже в поселок не пустят.
— А ты на что? — поинтересовался брат.
— Я? Тут криком ничего не добьешься — заметил Конечников. — Ты это, не ори. Весь хутор перебудишь. Утро вечера мудренее.
Виктор вернулся. Взял сигарету, закурил.
— Кулаками пойдешь махать, загремишь в цугундер. А там тебя быстро угробят, чтобы молчал. Списки видел? Сложи теперь деньги. И прикинь елду к носу. То видать не просто местный интендант решил на кусок хлеба с маслом заработать. Там начальство повыше замешано.
— Я мужикам скажу, так они порвут космонаутов, — со злой убежденностью ответил брат. — Прикинь, кто все свои карточки просрал.
— Да кто им даст, — в раздумье сказал Федор. — Поселок им штурмом не взять.
— Можа и не одолеем, но к нам в лес оне больше не сунутся. А как влезуть, так и вперед ногами выйдуть.
— По нынешним временам партизанствовать обходится себе дороже. Пригонят абордажных десантников и привет. Они когда тернави курнут, быстрее крыс бегают и силы делаются неимоверной. Только мелькнет, — а ты с кишками наружу лежишь. Стреляют влет без промаха и бьются пока живы.
— О как… — призадумался Виктор. — А тернав это что?
— Тернава — травка такая, пакостная, вроде ганджубаса. Ее еще дрянком называют, — Федор, присел на крыльцо, закурил, сосредоточенно вдыхая дым и выпуская его вверх. — А по моему разумению, на то и было рассчитано. Мужики узнают, придут биться.
Начнется стрельба. Вам для этого и ружья продали, чтобы кого-нибудь из космонавтов подстрелили. А после этого с чистой совестью можно прислать две роты обкуренной десантуры и зачистить поселок под ноль. А тем нашим, кто выживет, веры не будет никакой. К ним типа с добром, а они — убивать.
— Так и что делать то? — приуныл брат.
— Скажи, Вить, хватит здоровья у мужиков пару дней в округе подежурить?
— А зачем? Чай лутче не станеть…
— Есть у меня одна задумка. Помнишь про великую княжну?
— А как же. А не брехня?
— Нет. Может она подсобит.
— Коли не забыла.
— Да не должна, — в раздумье сказал Федор. — Есть у нее мысль относительно меня. Но это все равно, что просить помощи против черта у дьявола.
— Не опасно?
— Не опаснее чем сейчас. Выбора нет.
— Как знаешь. Тебе решать, как со своими бабами разбираться. — Виктор помолчал, потом спросил. — А мужики-то зачем? Коли не выйдет, что будет? Звали тебя Синоптиком, а прозовут Пустобрехом.
— Не выйдет, так недолго будут обзываться. Не беда… Главное то, что если мы начнем жаловаться, нам бошки снимать придут. А в нашем гарнизоне бойцов всего четверо: два калеки, пацан, да ты, лапотник.