Свет обратной стороны звезд

— А почему ты оказался в старом армейском комбинезоне? — спросила она.

— Решил наконец оштукатурить стену в ванной. Начал заниматься, как вдруг погас свет. Вышел на площадку. А тут все это началось.

— А ты помнишь, как добрался сюда и что говорил мне? — спросила Лара. Несмотря на все ее старания казаться спокойной, голос девушки высоко зазвучал туго натянутой струной.

— Смутно… Это было как во сне. Похоже, я напугал тебя.

— Я неужели ты не чувствовал, что это лишь твоя фантазия?

— Только какую-то неприятную легкость. Слова сами приходили в голову. Странное чувство.

— Да, — ответила она. — Я понимаю, что тебе не хочется быть побежденным и взятым в плен. Ты никак не можешь смириться с тем, что стал инвалидом. Тебе тяжело жить на чужбине, не нравится работать сантехником в торговом центре и из милости ютиться в комнатке рядом со складами. Но пойми, это правда… Даже если ты не хочешь ее принимать.

Все твои друзья погибли 4 года назад. Спустя 2 года пришел черед Деметрианской империи. Половины ее планет больше не существует. Нет ни Алой, ни Амальгамы.

Лара старательно сдерживалась, но надолго ее не хватило. Она вдруг отчаянно зарыдала, выдавливая между приступами плача:

— Ты еще скажи, что не помнишь, о чем шептал мне в «Прекрасной Артемис». И как просил моей руки у отца.

Конечников притянул девушку к себе. Она мягко опустилась к нему, уткнулась мокрым лицом в грязный комбинезон.

— Я все помню, Птичка, — сказал Федор. — Как снаряд с «Агло» снес маршевые двигатели моего «ноль третьего»… Как жал на клавишу, а взрыва не было… Как десантник отстрелил мне руку… Как пытал дознаватель на эланском корабле, прижигая мне культю кислотой. Как впервые увидел тебя в госпитале. Косте очень было нужно, чтобы я заговорил. Однажды ночью, когда я отбрасывал коньки, ты вдруг назвала меня не «хундачано», а Тедом. А потом убедила отца перевести меня к себе домой. Учила говорить на неоле… Гуляла со мной без полагающихся мне охранника и кандалов, взяв с меня честное слово, что я не убегу. Как заступалась за меня перед отцом, дядей и братом. Костя очень меня тогда не любил. А однажды, когда мне снова было плохо, ты поцеловала меня, думая, что я ничего не чувствую.

— Ты помнишь это? — поразилась Лара. — Мне было тебя так жалко, ты был беспомощней ребенка.

Девушка перестала плакать. Она уютно устроилась рядом с ним, обняла Федора, положила голову ему на плечо. Федор и Лара двинулись вместе с ним по воспоминаниям их невозможной любви, которая преодолела враждебность и осуждение, сопротивление родных и мечты о мести. Им почти не надо было слов. Междометий, взглядов, прикосновений было достаточно, чтобы моменты прошлого зримо вставали перед их общим взором. Приятные и не очень, радостные, веселые, грустные.

— Старые распри забылись перед новой общей бедой, — наконец сказала девушка со вздохом. — Теперь чужие корабли жгут планеты без разбору. Плохо конечно так говорить, но без этой напасти у нас с тобой бы ничего не получилось… Это также как твоя рука.

— А что рука? — вдруг напрягся Конечников.

Он очень переживал по поводу своего увечья.

— Иначе мы бы не встретились, А если бы и встретились, то ты сейчас был бы очень далеко…

Федор кивнул, признавая правоту ее слов.

— Но все-таки, ведь можно теперь.

— Конечно, — согласилась девушка. — Это я тебе как специалист могу подтвердить. Но у тебя особый случай. Кислота отравила ткани… Один подонок в порыве служебного рвения постарался. Чтобы иметь шанс воспользоваться новой методикой, нужно отрезать от культи 10 сантиметров. А если не получится? Так и будем кромсать руку до локтя?!

— Да все получится, я знаю, — сказал он. — Я здоровой мужик, мог бы командовать кораблем, бороться с врагами. А вместо этого занимаюсь унитазами.

— Нет, Тедо, вовсе не оттого, что у тебя нейропротез вместо кисти. Ты неплохо бы справился с мануальным управлением даже сейчас. Ведь рука — исполнительный орган. Все в голове.

— Мастерство не пропьешь, — заметил Федор.

Он окончательно пришел в себя и почувствовал, что ему хочется пошалить. Он уложил Лару на спину и положил левую, искусственную кисть ей на грудь.

Подключенные к мозгу сенсоры в механических пальцах позволяли чувствовать упругость и величину этих божественно красивых полушарий четвертого размера.

Лара была девушкой, воспитанной в лучших традициях эланского фундаментализма и как могла, пресекала вольности своего жениха до свадьбы. Но поскольку ей очень хотелось, она разрешала Федору трогать себя искусственной рукой.

— А в кого полетят снаряды твоего корабля, если ты опять вообразишь, будто воюешь с Эланом? — спросила она прерывающимся голосом, выгибаясь от удовольствия и закрывая глаза.

Федор пустил в ход вторую руку. Девушка сделала вид, что не заметила. С ее губ стали срываться стоны.

Вдруг эланка решительно вырвалась из объятий Конечникова.

— Не дразни меня Тедо. Я тебе люблю, но у нас ничего не будет до свадьбы, — твердо сказала она.

— Вот так всегда, — с грустной улыбкой заметил он.

— Боже мой, на что стал похож ковер после тебя, — воскликнула девушка. — И я тоже как чучело.