Свет озера

Потеряв последний стыд, толстяк попытался удержать Бизонтена и, схватив его за край плаща, твердил:

— Давай убежим вместе, Бизонтен. У меня денежки есть. Пробьемся на Сен-Клод: ты же знаешь, что французов там уже нет. А с людьми тамошними я знаком. И при моих деньгах…

Подмастерье с размаху хватил своей костлявой ладонью по руке Мане, тот выпустил край плаща и снова захныкал:

— Не имеете права меня убивать… Не имеете права меня судить… Пусть нас настоящий суд рассудит.

— Заткнись! — в бешенстве проговорил Бизонтен. — Если ты их разбудишь, тут уж наверняка никакой надежды для тебя не будет.

И он быстро выбрался из повозки, счастливо и глубоко вдохнув глоток морозной чистой ночной мглы, где уже брезжил утренний свет.

11

Хотя непогодь улеглась, Бизонтен почти не спал. Просыпался несколько раз, прислушивался к тихо постанывающей ночи. Иной раз шумно отряхивалась, звеня цепью, или била копытом по голой земле лошадь. Но все эти звуки смягчал слой сосновых иголок, их сюда нагребли целую кучу вместо подстилки, желая сберечь солому. Убрался ли Мане? Если уехал, то совсем бесшумно, а может, как раз в те короткие минуты, когда Бизонтен забывался сном.

Задолго до восхода солнца, едва только первый свет зари чуть окрасил восток, Бизонтен, стараясь не шуметь, вышел из повозки. Его спутники спали: Пьер храпел, а Мари ровно дышала во сне, почти неслышно, так же как и ее детишки. Подмастерье, аккуратно закрыв парусиной вход, сразу направился к повозке Мане. Почти дойдя до нее, он вдруг услышал, как его окликнул кузнец:

— А ты вроде меня, совсем не спишь.

Кузнец соскочил со своей повозки на землю.

— Я об эшевене беспокоюсь, — объяснил ему Бизонтен.

Хотя Бизонтен безгранично верил старому кузнецу, он предпочел сохранить в тайне ночную беседу с Мане и взять на себя одного всю ответственность за то, что уговорил толстяка уехать.

— Покуда они все еще не проснулись, — сказал старик, — давай костер разведем.

В середине очищенного от снега круга еще с вечера серела груда золы, обложенная почерневшими от дыма камнями, торчали колышки и две палки с разрубленными на манер вилки верхушками, на которые клали длинный металлический вертел, чтобы жарить конину. Когда они пошевелили золу, под ней оказались тлевшие угли, еще жарче разгоревшиеся от ветра. Потянуло теплом, они подбросили в костер сосновых веток, зеленые иголки весело затрещали, предвещая появление живого, настоящего огня. И этот треск подхватило эхо и разнесло его далеко-далеко. Лошади заржали.

Первым откинул парусиновый полог Бертье. Бизонтен поспешил к нему справиться о здоровье Бобилло.

— Все так же, — ответил Бертье, — он как свеча, которая и гаснуть не хочет, и разгореться не желает.

Скрипнула повозка эшевена, стоявшая рядом, и выглянула Ортанс. Все трое вопросительно посмотрели на нее. Она спрыгнула на снег. Из-за приоткрытого полога слышалось как бы отдаленное журчанье ручейка, и Бизонтен догадался, что это рыдает Бенуат. Лицо Ортанс побелело, черты обострила бессонница, вокруг глаз залегли тяжелые темные круги, но даже это не смягчило ее несколько суровую красоту. Она проговорила до странности спокойным голосом:

— Он ушел, чего и следовало ожидать. Никого не обеспокоив. Он уже застыл.

Кузнец опомнился первым. Он подошел к Ортанс, шагнувшей ему навстречу, и поцеловал ее, как поцеловала она Бертье, осведомившись о самочувствии Бобилло. Потом она подошла к Бизонтену, и, так как почти все уже высыпали из повозок, она поспешила объявить им:

— Надо собрать людей и передать им то, что мой дядя просил сказать относительно Мане.

Бизонтен не успел вмешаться. Старший сын Фавра прибежал из леса и крикнул:

— Лошадь Мане исчезла. Надо бы в повозку заглянуть. Ясно, этот мерзавец нынче ночью смылся! Я-то знаю, где мы его нагоним…

Рассвело окончательно, и первый солнечный луч зажегся в треугольнике заснеженного леса.

Многие бросились к повозке. Парусина не была закреплена, они подняли ее и сразу увидели, что там пусто. Скользя и спотыкаясь, они бегом взобрались по снежному откосу. Ногами, окутанными тряпьем, они подымали снежную пыль, пронизанную лучами солнца, и ее уносило ветром.

Вскоре раздался крик Рейо:

— Вот его следы! Поехал вперед в глубь ущелья, прямо на восток. Надо его, подлеца, поймать!

— Идите все сюда, — крикнул Бизонтен. — И слушайте меня!

Мужчины сгрудились вокруг него. Подошли также почти все женщины. Подмастерье обвел глазами собравшихся, потом твердым голосом произнес:

— Нет у нас теперь вожатого.

Воцарилось молчание, люди переглядывались и наконец уставились на Ортанс, она стояла рядом с Бизонтеном и спокойно проговорила:

— Это правда. Мой дядя скончался нынче ночью.

По толпе пробежал шепот. Женщины двинулись было к Ортанс, но она остановила их движением руки:

— Большое вам спасибо. Так славно не чувствовать себя одинокой в подобную минуту. Моя бедняжка тетя тоже нуждается в вашем дружеском участье. Но прошу вас, давайте сначала выслушаем Бизонтена. Это с ним говорил мой дядя, прежде чем покинуть нас.

Взволнованный Бизонтен откашлялся, прочистил горло и начал: