Свет погас

- Так провалитесь, а впрочем, можете хоть и удавиться, - скорее всего, именно такая судьба вам и уготована, вас вздернут на виселице разъяренные турки, приняв за шпиона. Ого-го! Я устал, смертельно устал, и во мне не осталось ни капли добродетели.

Дик плюхнулся в кресло и через минуту уснул крепким сном.

- Вот это прескверный знак, - произнес Нильгау вполголоса.

Торпенхау убрал горящую трубку, которую Дик обронил себе на жилет и едва не прожег в нем дыру, а самому спящему подсунул подушку под голову.

- Тут уж ничего не поделаешь, ровно ничего, - сказал он. - Это очень и очень твердый орешек, но я его все равно люблю. Вот рубец от удара, который ему нанесли в Судане, когда враги прорвали наше каре.

- Я нисколько не удивился бы, если б узнал, что он малость спятил.

- А я удивился бы, и даже очень. Такого сумасшедшего, но ловкого делягу я сроду не видывал.

Тут Дик оглушительно захрапел.

- Ну уж этаких штучек никакая дружба не выдержит. Проснись, Дик, нечего здесь дрыхнуть, ежели тебе угодно подымать такой шум.

- Случалось мне примечать, - сказал Нильгау, посмеиваясь в бороду, что кот, который всю ночь шастал по крышам, вот так же дрыхнет потом целый день. Это соответствует законам природы.

Дик удалился неверными шагами, протирая заспанные глаза и позевывая. А ночью, когда на него напала бессонница, его осенила мысль, до того простая и до того блестящая, что ему оставалось лишь недоумевать, как это она не пришла раньше. Притом мысль была весьма коварная. Он заявится к Мейзи в будний день, пригласит ее прогуляться, посадит в поезд и повезет к форту Килинг, в те самые края, где они бродили вдвоем десять лет назад.

- Как правило, - внушал он утром своей отраженной в зеркале физиономии с намыленным подбородком, - опасно вновь возвращаться на старый след. Одно пробудит воспоминания о другом, повеет холодом, и душу переполнит печаль, но если верно, что не бывает правил без исключения, то в данном случае это стократ верней. Пойду-ка к Мейзи, не теряя времени даром.

По счастью, когда он пришел, рыжая девица отлучилась за покупками, а Мейзи в блузе, перепачканной красками, билась над своей картиной. Она отнюдь не обрадовалась Дику, поскольку он, придя в будний день, позволил себе недопустимую вольность, и ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, дабы объяснить, чего он хочет.

- Я ведь знаю, как ты переутомилась за последнее время, - закончил он веско, с многозначительным видом. - Так недолго вконец подорвать здоровье. Давай-ка отправимся на прогулку.

- Куда же? - устало спросила Мейзи.

Она долгое время простояла у мольберта и совсем обессилела.

- Да куда тебе будет угодно. Сядем завтра в поезд и сойдем на любой станции. Всюду найдется местечко, где можно позавтракать, а к вечеру я привезу тебя обратно.

- Если завтра будет солнечно, у меня пропадет целый рабочий день.

Мейзи взмахнула большой палитрой из орехового дерева, не зная, на что решиться.

Дик проглотил бранные слова, готовые сорваться с его губ. Он еще не выучился быть терпеливым с девушкой, которая всю свою жизнь без остатка вложила в работу.

- Если ты, моя дорогая, станешь бояться упустить каждый проблеск солнца, то потеряешь несравненно больше, нежели один-единственный рабочий день. Переутомление еще убийственней праздности. Будь же благоразумна. Я зайду за тобой завтра ранним утром, сразу после завтрака.

- Но ты, конечно, пригласишь и...

- Даже не подумаю. Хочу побыть с тобой наедине, и точка. К тому же мы с ней ненавидим друг друга. Она сама отказалась бы от такой поездки. Значит, до завтра. И да пошлет нам бог солнечный день.

Дик ушел счастливый и ради такого случая даже не прикасался к работе. Он подавил в себе желание заказать специальный поезд, зато купил широкую накидку из шкуры кенгуру, подбитую мехом черной куницы, после чего забыл обо всем окружающем и погрузился в размышления.

- Завтра я уеду с Диком на целый день за город, - сказала Мейзи своей рыжей подруге, когда та, усталая и нагруженная тяжелыми покупками, вернулась с Эджверроуд.

- Что ж, он это заслужил. А я, пока тебя не будет, велю хорошенько вымыть пол в мастерской. Он грязен до неприличия.

Мейзи уже который месяц не знала отдыха и ждала предстоящей прогулки с нетерпением, но и с опаской.

"Дик такой милый, когда рассуждает разумно, - думала она, - но ведь он непременно станет докучать мне всякими глупостями, а я не смогу его ничем утешить или обнадежить. Если б он только был разумным, я относилась бы к нему куда благосклонней".

Наутро, когда Дик заявился в мастерскую и увидел, что Мейзи, в сером драповом пальто и черной шелковой шляпке, уже поджидает у двери, он просиял от радости. Воистину, такой богине подобает обитать в мраморных дворцах, а не в грязных трущобах, где стены грубо отделаны под мореный дуб. Рыжая подружка на миг увлекла ее в глубь мастерской и торопливо чмокнула в щечку. Мейзи удивленно вздернула брови: она не привыкла к подобным изъявлениям чувств.

- Не изомни мне шляпку, - сказала она, отпрянув, и сбежала по ступенькам к Дику, который ожидал ее у пролетки.